Последний рубеж. Роковая ошибка. Найо Марш

внезапно посерьезнела Трой. – Пока не увидишь – не узнаешь.

      – Вот именно. Все, мне пора идти. – Аллейн поцеловал жену. – Не позволяй этому Джонсу тебе надоедать. Как обычно, терпеливая моя Пенелопа, неизвестно, когда я вернусь домой. Может к ланчу, а может, вообще отправлюсь в Париж. По тому делу с наркотиками. Если что, попрошу, чтобы тебе позвонили. Хорошего дня!

      – Тебе тоже, – весело отозвалась Трой.

      Она рисовала деревце, видное из окна мастерской. Центром композиции была тонкая белая березка, на которой только начали распускаться листья. Выписана она была тщательно и реалистично, но в то же время представляла собой некое стилизованное изображение, которое плавно переходило в абстракцию из двух соседних деревьев. Аллейн решил, что картина, похоже, символизирует трудное расследование, где все теряется в тумане, кроме самого факта преступления.

      В работе Трой продвинуться не удалось – не замедлил явиться мистер Сидни Джонс.

      В его внешности не было ничего примечательного. Коротко подстриженная бородка, полные и, пожалуй, чувственные, но какие-то нечетко очерченные губы, волосы средней длины, чистые с виду. Одет он был в свитер и джинсы. О том Сиде Джонсе, которого описывал Рики, напоминали только гротескно-устрашающие темные очки. В руках он держал чемоданчик и газетный сверток.

      – Здравствуйте. – Трой протянула гостю руку. – Полагаю, вы и есть Сидни Джонс? Рики звонил, предупредил, что вы приедете. Пожалуйста, садитесь.

      – Это не обязательно, – пробормотал Джонс и громко шмыгнул.

      Видно было, что он весь вспотел.

      – Вы курите? – спросила Трой, присаживаясь на ручку кресла. – У меня сигарет нет, но если у вас есть, кури́те, я не возражаю.

      Джонс поставил на пол чемодан, положил на него сверток и закурил сигарету. Затем снова взял сверток в руки.

      – Вы хотели поговорить о красках «Джером и К°», так ведь? – спросила Трой. – Лучше сразу скажу, что переходить на них я не хочу, так что с рекламой, к сожалению, помочь не смогу. Да и вообще я таким не занимаюсь. Извините. – Она подождала ответа, однако Джонс молчал. – Рик говорил, вы рисуете…

      Жестом, таким резким, что Трой подскочила, Джонс сунул ей сверток. Газета развернулась – внутри оказались три связанные вместе картины.

      – Ваши?

      Джонс кивнул.

      – Хотите, чтобы я на них взглянула?

      Он что-то буркнул под нос.

      Сердитая из-за того, что ее напугали, Трой разозлилась:

      – Бога ради, скажите что-нибудь, иначе меня не покинет ощущение, будто я разговариваю сама с собой. Поставьте их так, чтобы я могла их рассмотреть.

      Дрожащими руками Джонс по очереди показал ей работы. Первой шла большая картина, которая показалась Рики абстрактным изображением Леды и Лебедя. Вторая представляла собой калейдоскопическое нагромождение фигур в темно-коричневых и ярко-голубых тонах. Третья – пейзаж, более презентабельный, чем остальные картины: дома с черными, зияющими пустотой окнами, над темной рекой. «Понимание фактуры есть, однако написано довольно небрежно», – подумала Трой.

      – Знакомый пейзаж, –