Империя Зла. Юрий Никитин

на главу правительства, движением бровей подозвал официанта:

      – Смените скатерть. А мне – другой кофе. В чистой чашке.

      Светлана в панике обмахивала салфеткой Когана, на рукаве костюма от Кардена расплылись коричневые пятна, Краснохарев, все еще булькая, как закипающий чайник, развел руками и, не в силах говорить от смеха, указал на сердитого Коломийца: мол, из-за этого… как его… ради… того, чем он назвался… он виноват, его бейте.

      Официант мигом вернулся с подносом, полным чашек. За столом все еще царило оживление, и он, опуская поднос на край стола, рискнул спросить:

      – Кто из вас заказывал в чистой?

      Веселье, в котором попытался принять участие даже официант, однако, угасло чересчур быстро. Мне показалось, что все было нарочитым, попыткой поднять дух другим, в то же время не показывать, как гадко самим. Краснохарев, Яузов, Коломиец, Коган, Сказбуш, Черногоров… Едят вроде бы с аппетитом, но морды вытянулись, глаза у кого запали, у кого налились кровью и угрожающе выкатились. Работой Кречет изнуряет, верно, но эти могут пахать и больше, здесь другое…

      Выдержат ли, подумал внезапно я со смятением. Это я жил как бы в сторонке от мира, из кабинетной пещеры наблюдал за его вывихами, подмечал, а эти все живут в этом мире. Для них это не вывихи. Это для меня смерть Рихтера – потеря для культуры, а для них – смерть известного клоуна.

      Краснохарев особенно уязвим, ибо он такой традиционалист, что даже сейчас полагает рок-н-ролл похабной западной новинкой, а брюки дудочкой – стиляжьими. Он и этот рыночный мир принял с трудом, хотя сумел свое производство организовать по его законам на зависть всей Европе. Как же ему трудно видеть, как толстых попов, привычных, как неопрятные подъезды, сменяют строгие муллы и муфтии! Не потому, что попы чем-то близки, а потому, что привычны. С привычным можно не считаться, не принимать в расчет, а вот эта странная иностранщина… Странная потому, что иностранным называли все европейское, потом еще и американское, но чтобы арабское…

      Не сломался бы, мелькнула тревожная мысль. Что-то задумывается премьер чаще обычного. А западные шпионы крутятся, как мухи вокруг падали. Ждут, чтобы кто-то дал слабину.

      Я как угадал, Краснохарев внезапно повернулся ко мне. Глаза из-под тяжелых набрякших век смотрели с откровенной неприязнью:

      – И что же, с вашей легкой руки объявляем войну Америке?

      Я развел руками, повторяясь и, как заправский чиновник, пытаясь увильнуть от прямого ответа:

      – Вот и вы попались на их удочку! Как умело Штаты подменили свое поганенькое «США» гордым «Америка»! Вон и вы, глядя на это больное образование на земле Северной Америки, называете его Америкой, хотя там же в северной части еще и Канада, Мексика, а в южной части – два десятка государств: Бразилия, Чили, Аргентина, Уругвай… Ни мы им не объявляем войны, ни они нам, а вот Штаты уже давно ведут с нами войну. Мы пока что только отступали, теряя людей, деньги, территории, но сегодня пора попытаться дать отпор… Не Америке, повторяю! Всего лишь Штатам. Уродливому