Мотылек. Лидия Чарская

набито уезжающею публикой.

      Евгений Николаевич не без труда усадил девушку между двух каких-то старушек.

      – Ну, до скорого свиданья, Шура, помните то, что вы мне обещали вчера, – произнес он, глядя ей прямо в глаза.

      Шура вспыхнула и снова, порывисто вскочив с места, быстро взяла своего друга детства за руку и увлекла его за собою в коридор.

      Там, у окна, она ему зашептала взволнованным голосом:

      – Никогда, Женя, слышите ли, никогда не забуду того, что вы мне вчера говорили в саду. Честное слово. Вы – мой единственный друг и не будет у меня никакого другого друга… И… и… когда мы окончим высшее образование… Да, да… Женя, дорогой мой товарищ, я обещаю вам то же, что обещала вчера…

      Евгений Николаевич крепко пожал ее маленькую ручку.

      – Спасибо, Шура… Вы знаете, какое для меня счастье ваше слово.

      Он не мог больше ничего прибавить от волнения.

      Прозвучал третий звонок и юноша едва успел выскочить из вагона.

      Шура бросилась в свое отделение и высунулась из окна.

      Вот они все здесь, её милые и дорогие: вот папа, её всегда хмурый, суровый по виду, но чрезвычайно благородный душой папа, которого даже дети любят бесконечно, хотя и побаиваются немного… Он снял шляпу, ветер треплет его седые, жидкие волосы… Он что-то говорит, чего уже не слышно за шумом и общими приветствиями и напутствиями уезжающим… Вот мамочкино лицо… милое, кроткое, залитое слезами, – мамочки, их общей любимицы. Вот старушка няня машет руками и кричит что-то, верно, опять о банке, платках и белье.

      И усталое лицо Нюты, серьезной, и тихой девушки – уже теперь в двадцать с небольшим лет главной помощницы семьи… И оживленное румяное лицо Левы, отчаянно размахивающего фуражкой. А за ними несколько в отдалении стройная фигура Евгения Николаевича, того самого милого Жени, с которым они играли и дрались в детстве, читали Майн Рида и Жюля Верна в отрочестве и с которым теперь в ранней юности она, Шура, решила связать когда нибудь свою судьбу. Не вдруг и неожиданно пришло это решение. Семья Вяземцевых и Струковых давно мечтали поженить когда-нибудь впоследствии Женю и Шуру. Серьезный, не по летам устойчивый юноша вырос на глазах Анны Ильиничны и Ивана Степановича. И на глазах же у них выросла и окрепла любовь детей, перейдя из детской дружбы в более глубокое и крепкое чувство.

      А поезд все ускорял и ускорял ход, отдаляя Шуру от маленькой группы людей, оставшихся на дебаркадере уездного вокзала. Еще немного-и она и вовсе исчезла из вида.

      И Шура, усталая и измученная от пережитых впечатлений, опустилась на сиденье дивана и предалась своим мечтам.

      ГЛАВА II

      Дорожные мечты. – Странная особа и её спутница

      Поезд шел полным ходом. Колеса выстукивали свой однотонный мотив, а под этот однообразный мотив так хорошо мечталось… Шура с наслаждением откинулась на спинку дивана, прижалась к ней головою и закрыла глаза, не желая рассеивать охвативших ее впечатлений.