Разбитое зеркало (сборник). Валерий Поволяев

то ли произошло что-то ещё, прошло всего несколько мгновений, и перед Горшковым стоял уже другой человек.

      – Разведку я уважаю, – проговорил Мустафа прежним тихим голосом.

      – Тогда поехали, друг, – старший лейтенант махнул рукой, забирая бывшего зэка, расписался в ведомости у тщедушного горбоносого младшего политрука, отвечавшего за целостность пополнения, и пошёл к своей машине – полуторке с обломанными бортами – на неё во время бомбёжки рухнуло тяжёлое дерево, – по дороге спросил: – Чтобы быть полезным в разведке, делать что-нибудь умеешь?

      Мустафа неопределённо приподнял одно плечо, почесался о него щекой и произнёс простодушно:

      – Не знаю. Может, умею, а может, и нет.

      – Ну, например? – Горшков остановился, испытующе посмотрел на Мустафу.

      Тот также остановился, сунул руку за голенище и вытащил оттуда нож. Небольшой самодельный финский нож с цветной наборной ручкой и прочными алюминиевыми усиками. Лёгким движением послал нож вниз, себе под сапоги.

      Нож всадился в землю по самые усики.

      – Ну и что? – недоумённо спросил старший лейтенант. – В чём фокус?

      Мустафа молча извлёк нож из земли, снова взмахнул им, и лезвие вошло точно в прежний след, в прорезь, оставленную первым ударом, миллиметр в миллиметр. Горшков хмыкнул непроизвольно: а ведь действительно в этом что-то есть… Мустафа тем временем снова выдернул нож из земли и опять вогнал нож в старую щель – в третий раз не нарушил прорезь ни на миллиметр. Предложил:

      – Может, попробуете, товарищ старший лейтенант?

      – А ведь ей-ей, хрен повторишь? – сомневающимся тоном проговорил Горшков, покачал головой, словно бы осуждая себя за что-то, потом нагнулся, вытащил нож из земли, скребнул пальцем по лезвию. – И не жалко тебе, Мустафа, такой острый нож тупить?

      – Я его наточу, это дело недолгое.

      Горшков задержал в себе дыхание, будто перед показной стрельбой на учениях, примерился, внёс небольшую поправку, глядя на кончик острия прищуренным глазом, и метнул нож в прорезь, оставленную Мустафой. Крякнул досадливо – нож всадился в землю по самую рукоятку сантиметрах в семи от прорези.

      – Тьфу! – сплюнул себе под ноги старший лейтенант. – Наваждение какое-то. Такое простое дело, а мимо почему-то.

      Мустафа вежливо рассмеялся.

      – Да не наваждение, товарищ старший лейтенант, а тренировка.

      Старший лейтенант почувствовал, что он начинает заводиться.

      – Дай-ка, попробую ещё разок, – сказал он, берясь за рукоять ножа.

      – Попыток – не пыток, – коряво, искажённой пословицей, отозвался на это Мустафа.

      Вытащив нож, Горшков несколько мгновений держал его в руке, словно проверял на тяжесть, либо искал центр, точно разделяющий черенок с лезвием, поморщился озадаченно, ухватился за нож поудобнее и снова послал его в землю. Опять мимо – до прорези не дотянул сантиметра три.

      – Ну-ка, попробуй снова ты, – сказал старший лейтенант, протянул нож Мустафе.

      Тот понимающе наклонил голову, ловко перехватил нож и без всяких примерок, без прицеливания, отправил его в землю, в след, оставленный