Великий канцлер. Александр Михайловский

на их шашни с англичанами, и попросить, убедительных разъяснений столь недружественной политики. Сейчас мы французам нужны больше, чем они нам. Пусть побегают. А не то мы спустим с цепи злого добермана Вильгельма, и он их покусает. Быть может, даже насмерть.

      – Очень хорошо, Павел Павлович, – сказала Ольга, вставая с кресла, – так и поступим. Министра финансов вы приищите сами, или будем обращаться к мерзавцу Витте?

      – Думаю, – ответил я, – что надо обратиться к Менделееву. Нам нужен человек с математическим образованием, способный точно рассчитать необходимый объем денежной массы. И в то же время он должен быть далек от политики, а также не подвержен влиянию сильных мира сего. Этот человек должен исполнять только нашу с вами программу, и больше ничью. Вот тогда у нас есть шанс сделать все, что необходимо, да еще и в самые сжатые сроки.

      – Отлично, – сказала Ольга, – думаю, что лучше всего пригласить Дмитрия Ивановича на чай, и в неформальной, как у вас говорят, обстановке обговорить с ним все вопросы. Надеюсь, вы тоже не откажетесь присутствовать. И на встречу с французским послом мы также пойдем вместе. Ваша помощь мне будет нелишней. Вы будете говорить, а я поддержу вас своим официальным видом. А сейчас извините, мне надо идти. Меня ждет Александр Владимирович, который наконец-то смог найти немного времени, чтобы уделить его своей несчастной невесте.

      [2 (15) августа 1904 года, полдень. Санкт-Петербург, Зимний дворец, Готическая библиотека

      Посол Третьей Республики (Франции) в Российской Империи месье Луи Морис Бомпар.]

      Я долго добивался аудиенции у старого царя Николая, а затем и у новой императрицы Ольги, и все никак не мог добиться, так что уже пришел в отчаяние. События в мире грохотали ревущим горным потоком, меняющим мировой политический ландшафт; с набережной Ка де Орсе министр иностранных дел Теофиль Делькассе бомбардировал меня телеграммами, требующими неотложного решения важнейших вопросов, а русский царь был недоступен в своем Царском селе, как Диоген, спрятавшийся в бочку[4]. Причиной такой добровольной самоизоляции называли траурные настроения, охватившие русского монарха после смерти супруги. Хотя я подозреваю, что дело в обиде Николая на действия нашего правительства, ради примирения с Великобританией отказавшегося поддержать Россию в ее войне с Японией. Прямо мне этого не говорили, но я же видел, что с того дня как было заявлено, что наш союзный договор распространяется только на Европу, отношение в местном обществе к Третьей Республике стали более прохладными.

      И продолжался этот императорский траур почти четыре месяца, пока в начале августа не случился неожиданный государственный переворот и на трон при поддержке военных моряков не взошла младшая сестра предыдущего царя принцесса Ольга. Дела там крутились такие запутанные, кто против кого строил козни, что, как говорят русские, без полштофа[5] не разобраться. А это

4

Конечно же, ни в какой бочке Диоген не жил. Греки просто не умели работать с деревом и металлом, чтобы получить обычную в нашем понимании клепаную бочку. Вместо бочек для хранения зерна, масла, вина, и даже соленой рыбы у них имелись огромные керамические сосуды, именуемые пифосами, в некоторые из которых свободно мог поместиться человек…

5

полуштоф – архаическая мера емкости спиртных напитков, примерно соответствующая современной бутылке в 0,7 литра. Что русскому нормально, то немцу, французу, англичанину (нужное подчеркнуть) – смерть. Но только не норвежцу – эти своего «аквавита» выжрут и больше.