Горный стрелок. Михаил Нестеров

взял со стола пепельницу и устроил ее у себя на коленях.

      – Намечается работа, – сообщил Шеель. – Работа серьезная.

      – В Чехии?

      – Нет, – коротко ответил командир.

      «Тогда я не пойму, отчего у тебя такой взбудораженный взгляд», – подумал Кепке. И спросил:

      – Где?

      Ларс пожал плечами:

      – Я сам практически ничего не знаю.

      Кепке повторил жест командира. Беседа заканчивалась практически ничем. Но Шеель неожиданно изрек:

      – Я только что разговаривал с Координатором.

      Слова командира проплыли перед Кепке, как перед колонками стереосистемы – с одного уха в другое, на мгновение остановившись в центре: Координатор… Ларс Шеель только что разговаривал с Координатором; конец этого разговора невольно подслушал Кепке. Но командир называл своего собеседника Доктором. Выходит, Координатор и Доктор – одно лицо.

      Кепке затушил сигарету, сдувая с брюк пепел.

      – А больше ты ни с кем не говорил?

      Как бы невзначай этот вопрос не прозвучал, но Кепке решил выяснить все до конца: потом вернуться к этому разговору будет еще сложней. Личность Координатора была столь таинственна, что невольно хотелось узнать о ней хоть что-то. И, похоже, у Кепке появилась маленькая зацепка – хоть в какой-то мере удовлетворить свое любопытство.

      – Ни с кем не говорил, – ответил командир. – А что?

      – Да так… – протянул Хорст. И… нашел правдивый ответ: – Поначалу, когда ты сказал о работе, я подумал, что мы поедем в Германию. Глаза у тебя были… Не знаю даже, как сказать. Ну… возбужденные, что ли. Может, думаю, из «армии» с кем говорил.

      – Нет, сегодня у меня был только один телефонный разговор – с Координатором. – Шеель ненадолго замолчал. – Я понимаю тебя, Хорст. Ты осуждаешь меня… Ты, наверное, думаешь, что я потихоньку забываю наши идеалы. Это вовсе не так. Я помню обо всем. Но время идет, постепенно все меняется. Меняются и средства борьбы. Пойми: может быть, это только пауза, затишье. Я не слепой, Хорст, многое вижу. Я читаю по глазам. Поверь мне: пройдет совсем немного времени, и ты поменяешь свои взгляды. В каждом из нас живет что-то великое. Оно пока дремлет, но его ресницы уже подрагивают.

      – Это ты сказал?

      Шеель вскинул брови.

      – Ну да. А кто же еще?

      Кепке пожал плечами:

      – Я думал, может, Гете.

      Командир в некотором смущении несколько раз кашлянул.

      – Нет. Все-таки это сказал я.

      «Ну вот, – подумал Кепке, – он уже смущается. Годы. Полвека уже пролетело, а у него кто-то там шевелится, пробуждается».

      Ларса Шееля в отряде называли капитаном. Редко кто называл его по имени. Разве что Кепке. Самому Шеелю слышалось в этом обращении имя капитана Немо, капитана Никто. Что ж, наверное, он и есть капитан Никто. За его голову правительства нескольких стран готовы выплатить немалую сумму, чтобы податель головы мог до конца жизни плевать с порога собственного бунгало в чистые воды Атлантики.

      А