Галльская война Цезаря. Оливия Кулидж

неточность. Во-первых, его темные волосы уже быстро редели. Во-вторых, его худое лицо, в складках и с орлиным профилем, совершенно не могло принадлежать мальчику или молодому мужчине: это было бы неестественно. Тому, кто видел Цезаря, когда он не следил за собой, могла прийти в голову мысль о том, что Цезарь так и родился старым. Увидев моего отца, который был его другом в дни учебы, Цезарь улыбнулся. Его улыбка уже давно имела славу самой чарующей в Риме. С этого момента он стал моим повелителем и остается им до сих пор.

      – Октавий-младший и Октавий-старший! – воскликнул он. – Как твой мальчик похож на того юношу, которого я помню!

      Цезарь не мог сказать ничего приятнее для моего отца, но отец пришел на эту беседу очень напряженным, и даже после этих слов его напряжение не ослабло.

      – Все тот же Цезарь: всегда попадает точно в сердце, – сказал он с улыбкой, которая была немного неестественной.

      Цезарь покачал головой, но не было похоже, чтобы он обиделся.

      – Ты думаешь, друг, что это ловкий прием, но это не так. Я говорю то, что чувствую.

      Отец ничего на это не ответил, а вывел вперед меня:

      – Ты когда-то поддразнивал меня, говоря, что во мне слишком много от ученика и недостаточно честолюбия. Этот мальчик исправляет старую ошибку: он хочет сделать карьеру.

      – Он уже в моем штабе. Это его удовлетворит? – ответил Цезарь.

      Так бывало очень часто, он ухватил суть дела, прежде чем его закончили излагать, и предложил мне гораздо больше, чем я ожидал. Я был бы счастлив стать и младшим военным трибуном в его армии. Быть в штабе Цезаря! Я попытался было поблагодарить его, но он движением руки велел мне замолчать:

      – Это еще слишком маленькая услуга для копии моего старого друга, который когда-то разговаривал со мной, пока луна не начинала бледнеть, но уже двадцать лет как не виделся со мной, а, Луций?

      Он хотел, чтобы отец ответил, и пока ждал ответа, вокруг стояла тишина. Вскоре отец произнес:

      – Я почувствовал, что не понимал тебя.

      Цезарь взглянул ему прямо в глаза:

      – Из-за чего у тебя сложилось это впечатление, Луций?

      Это был вызов, потому что среди существовавших рассказов о Цезаре было много таких, которые заставляли моего отца, несветского человека и философа, качать головой.

      В разговоре снова наступил перерыв: отец искал достойный ответ, который можно было открыто дать хитрому политику, уже перессорившему всех в Риме. Наконец он ответил:

      – Вскоре после того, как мы расстались, ты в открытом море попал к пиратам, так ведь? И они тебя держали в плену, чтобы получить выкуп.

      Цезарь кивнул:

      – Да, я прожил с ними несколько месяцев, пока мои доверенные собирали сумму, которую я с трудом мог себе позволить. Эти пираты были неплохими ребятами.

      – Они очень полюбили тебя, – заговорил отец. – Ты шутил с ними, говорил о том, что, когда освободишься, соберешь войска и уничтожишь их. Это звучало