Любовь, похожая на смерть. Андрей Троицкий

передать кое-что на словах… У меня останется много свободного времени. Не командировка, а курорт. Если есть поручения, готов выполнить. А книжка нужна, чтобы я в самолете со скуки не напился.

      Отец подумал, что Стас не научился врать. Сын никогда не работал с бумагами, не вел переговоры с деловыми партнерами. И, разумеется, ничего не подписывал. Скорее всего, дочка босса выкинула какой-нибудь новый фокус, от этой женщины одни неприятности. На сердце вдруг стало тяжело и неспокойно.

      – Значит…

      – Да, я зашел сказать «бай». Ну, чего ты такой растерянный?

      – Ты мог сказать «бай» по телефону.

      – А как же книга?

      Отец подумал, что не был на родине лет семь. Нет, не семь, больше. И хотел бы слетать в Москву хоть на три дня. Встретиться с одним старым другом. И еще в Москве остались родственники: двоюродный брат Илья, трое его детей, давно уже взрослые состоявшиеся люди, у которых своя жизнь и свои дети.

      – Обязательно зайди к тете Лизе, – сказал отец. – Если она узнает, что ты был в Москве и не повидался с ней… Обида останется на всю жизнь. А мать, если ты не забыл, похоронена на Митинском кладбище. От входа по главной аллее триста метров. Участок номер…

      – Я все помню, – сказал Стас.

      – «Практикум» в твоей комнате.

* * *

      Стас прошел до конца коридора, повернул ручку и зажег свет. В этой крошечной комнатке за последние годы ничего не изменилось. Продолговатое, в одну створку окно всегда закрыто жалюзи и смотрит в точно такое же близкое окно чужой квартиры. Там, помнится, жили какие-то старики. Еще с наружной стороны площадка пожарной лестницы и горящий фонарь над помойными баками.

      Да, тут ничего не изменилось. Все так же пахнет книжной пылью, пожелтевший от времени плакат «Роллинг Стоунз» висит над узенькой коечкой, заправленной шерстяным одеялом. Полки со спортивными журналами, кубки по карате, которые Стас брал в далекой юности. На тумбочке в железной рамке фотография матери. Рядом с ней фото Сонечки, девчонки, по которой он сох в старших классах школы. Теперь Соня живет в Сиэттле, у нее трое детей от какого-то жалкого клерка, выходца из Индии.

      От той прелестной красотки не осталось и воспоминания. Стас видел ее пару лет назад, когда бывшая гордость школы гостила у общих знакомых в Нью-Йорке. Он был настолько разочарован этой встречей, пустым примитивным разговором, что потом долго ходил как потерянный. Талия Сони расплылась, а живые когда-то глаза потеряли блеск, сделались похожими на пуговицы. Она заметно поглупела, а свое эго утопила в кастрюле с луковым супом…

      В свое время родители прелестной девочки считали Стаса неперспективным женихом. Они ошибались. В последнем классе незадолго до выпуска Соня сказала: «Я только о том мечтаю, чтобы уехать из этой дыры. С этого Брайтона. Здесь я до сих пор не познакомилась ни с одним настоящим американцем. Только без обид. Почти все здешние парни – дети бедных евреев. Мне душно в этой помойке. Я не хочу тут оставаться лишнего дня. Мне хочется настоящей жизни. Красивой любви, путешествий,