Сексуальная жизнь в Древнем Риме. Отто Кифер

пусть Тантал успеет схватить.

      Пусть сегодня Цербер ни на чьи не кидается тени,

      И с не гремящим замком цепь распростерта лежит.

      Буду сама за себя говорить: коль солгу, в наказанье

      Скорбная урна сестер пусть мне плеча тяготит.

      Ежели слава кого украшала трофеями предков,

      Нумантийских дедов Африка мне назовет.

      Им под стать и еще толпа материнских Дибонов,

      И поддержан своим каждый отличием дом.

      Тут как претекста уже уступила факелам брачным,

      И уж повязкой иной волос был влажный увит:

      Павл, я с ложем твоим сочеталась, чтоб так лишь расстаться.

      Пусть этот камень гласит: муж у меня был один.

      Прахом предков клянусь, пред которым ты, Рим, преклоняйся,

      Африка, пав к их ногам, с бритой лежит головой;

      Тем, кто Персея, на вид подражавшего предку Ахиллу,

      И Ахиллом своим чванный их дом сокрушил,

      Что не смягчала никак для себя я закона цензуры,

      И ни единым пятном лар не стыдила у нас.

      Не повредила таким Корнелия пышным трофеям,

      Нет, и в великой семье я образцовой была.

      Жизнь не менялась моя: вся она до конца безупречна,

      Прожили в славе добра между двух факелов мы.

      Мне природа дала по крови прямые законы:

      Чтоб из-за страха судьи лучшей я быть не могла.

      Как бы строго меня ни судили таблички из урны,

      Хуже не стать ни одной, что просидела со мной.

      Ни тебе, что смогла канатом снять с места Цибебу,

      Клавдия, редкая ты жрица богини в зубцах;

      Ни тебе, для кого, как Веста огонь свой спросила,

      Белое вдруг полотно вновь оживило очаг.

      Милой твоей головы, я, Скрибония мать, не срамила.

      Что ж ты желала б во мне, кроме судьбы, изменить?

      Материнскими я и сограждан слезами хвалима,

      Цезаря вздохи моим лучшей защитой костям.

      Он вопиет, что была его дочери кровной достойна

      Жизнью сестра; и при всех слезы у бога текли.

      Все же почетную я себе заслужила одежду,

      Не из бесплодного я дома изъята судьбой.

      Ты, мой Лепид, и ты, Павл, моя и по смерти отрада,

      Даже смежились мои очи на вашей груди.

      Дважды видела я на курульном кресле и брата;

      Только он консулом стал, тут умчало сестру.

      Дочь, ты была рождена образцом цензуры отцовской,

      Мне подражая, держись мужа навек одного.

      Поддержите свой род потомством; отвязывать рада

      Я челнок, чтоб зол не умножала судьба.

      Женского высшая в том состоит награда триумфа,

      Если свободно молва хвалит потухший костер.

      Ныне тебе, как залог я общий, детей поручаю.

      Эта забота о них дышит и в пепле моем.

      Матери долг исполняй ты, отец; всю мне дорогую

      Эту толпу выносить шее придется твоей.

      Плачущих станешь ли их целовать, поцелуй и за матерь.

      Стал отныне весь дом бременем ныне твоим.

      Если сгрустнется тебе, когда их при этом не будет,

      Только войдут, обмани, щеки отерши, целуй.

      Будет