Свингующие. Дарья Симонова

бородавкой на шее, которую хотелось отколупывать, не торопясь думая о чем-то своем… Гуля представляла его как архитектора. Не того ли, которого хотела приискать для Авроры? Было совершенно не ясно, что делает архитектор в таком глухом месте. На памяти Каспара в городе не то что строили, но даже сносили медленно. Архитектор был явно неперспективным и оттого неприязненным к миру.

      В это черное лето двое ближайших друзей Каспара лишились невинности. Игорю Бекетову, по прозвищу Бек, открыла чарующий мир проводница поезда, а Денис Найденов – Найденыш – набрехал. Не хотел отставать, а фантазия била через край. Придумал себе рандеву с травести из местного театра. Она играла в детских спектаклях представителей некрупной фауны, а на елках из года в год подвизалась Снегурочкой. Сюжету нельзя было отказать в правдоподобии: Снегурка выглядела ранимой и податливой, а родители Найденыша были близки к скудным театральным кругам города. Убедительно соврать – это почти то же самое, что совершить наяву, потому к Дениске претензий не было. Друзья засчитали ему боевое крещение. Более того, Каспар не заметил, как сам увлекся гуттаперчевой актрисой и даже назначил своей воображаемой женой, которую как будто бы одобряет мама. Фантазии впечатлительного друга явились толчком для собственных. Хотя впоследствии, как это часто бывает, своим мечтам было присвоено право первородства. Он относился к ним как к долгу. Ведь теперь он обязан выполнить матушкины напутствия о благополучной женитьбе.

      Это раньше можно было ерничать и фыркать, посылая свою будущую неведомую жену – непременно фурию с тремя подбородками – на Фолклендские острова. Матушка изобрела развивающую игру для повышения Каспарова кругозора: уж если он все равно издевается над матерью, так пусть по ходу дела изучит географию. Выбирали материк, в пределах которого Каспар мог удирать от постылой супруги. Задача – найти максимально удаленную точку от того места, где предполагаемая фурия находится в данный момент. Не бог весть какие правила, но названия столиц запоминались. Особенно увлекательно было носиться по Африке или углубляться в дебри островов, водя пальцем по географической карте. Попутно изучались местные особенности и государственное устройство. К тому же, «набегавшись от жены», Каспар начинал ее жалеть. «Присматриваться»: может, не так уж она плоха? И достойна ли мыкаться по людоедским уголкам мира, не нащупав руку помощи?!

      Входил ли неожиданный эффект в тайный материнский умысел, неизвестно. Однако факт налицо – Каспар проникся сочувствием к немолодым женщинам. В его представлении немолодость начиналась лет с двадцати трех. Отчего он не жалел молоденьких? От них-то, поди, не бегают… Скоро он узнал, что ошибался.

      Сашенька либо безмолвствовал, либо, уж если начинал говорить, слишком часто повторял слово «навсегда». «Да, теперь это уже навсегда…» стало любимым его рефреном. Он много говорил по телефону. А при встречах, наоборот, отмалчивался, во всяком случае, при