Золотая клетка для маленькой птички (Шарлотта-Александра Федоровна и Николай I). Елена Арсеньева

Федоровна (Шарлоттой она осталась только для влюбленного мужа). 24 июня она приобщилась святых тайн и крестилась в православие. Обряд, в котором она ничего не понимала, почти не затронул ее душу, приближенные, сопровождавшие ее из Пруссии, откровенно рыдали, глядя на свою маленькую королевну, такую испуганную и явно ничего не понимающую… Однако эти неприятности, эти волнения не имели особого значения для Шарлотты-Александры. Она ведь была из тех милых женщин, которые способны полностью раствориться в заботах и делах своего мужа и для которых ничто в жизни не имеет значения, кроме жизни ее семьи.

      Именно это делало ее счастливой. Именно это сделало ее несчастной…

      Одной из самых больших радостей тех дней были военные парады, которые устраивались в честь невесты. Германия – страна военных, страна особого почитания военных, и Александра была проникнута этими настроениями с самого детства. Словно на родных, смотрела она на проходящие перед ней войска гвардии, особенно на Семеновский, Измайловский и Преображенский полки, знакомые ей еще по пребыванию их в Пруссии во время войны с Наполеоном. Она по-детски обрадовалась, увидев кавалергардов, шефом полка которых ей предстояло сделаться в скором времени.

      Надо сказать, что после победоносной войны 1812 года военные были в особенной чести у женщин, однако Александра своим искренним восторгом перед мундирами превосходила прочих дам и в этом смысле, конечно, была родственной душой своему молодому мужу. Ведь страсть Николая ко всему военному порою не на шутку беспокоила его мать, императрицу Марию Федоровну. Она настойчиво требовала, чтобы юные Николай и Михаил, его младший брат, носили гражданское платье и занимались более серьезным учением, нежели военными забавами. Однако ее усилия оставались тщетными. И было совершенно невозможно себе представить, что в раннем детстве Никс – так его называли дома – испытывал жуткий страх при звуке стрельбы. Он затыкал уши и плакал, прятался в алькове, а когда товарищ его детских игр, Адлерберг, нашел его там и стал стыдить, Никс ударил его по лбу с такой силой, что шрам от удара остался у того на всю жизнь. Между прочим, это не помешало Адлербергу быть одним из самых верных и преданных друзей Николая до самой его смерти. Боялся Никс не только стрельбы, но и грозы, и фейерверка, и даже вида пушек. А встреча с людьми в форме приводила его просто в содрогание. Когда он и Михаил оказывались в военном лагере, то снимали шляпы и кланялись офицерам, опасаясь, чтобы их не взяли в плен. Вполне возможно, что это были плоды воспитания мисс Эжени Лайон, шотландской няни маленьких великих князей. Несмотря на свой сильный характер (именно она сумела внушить Николаю представление о рыцарских добродетелях, верным которым он старался оставаться всю жизнь), она была только женщина. Детские страхи Николая – это ее страхи. Точно так же, как внушенная ему на всю жизнь неприязнь (если не более сильное чувство!) к полякам: в 1794 году мисс Лайон оказалась в Варшаве во время восстания Костюшко, и ужас пережитого не покидал ее никогда.

      Однако