Легкая голова. Ольга Славникова

незваного гостя, хотя Зародыш по-прежнему сидел, как на картинке, все в том же коричневом кресле.

      – Да вот, вспоминаю молодость, – улыбнулся Максим Т. Ермаков, потихоньку вытирая мокрые ладони о простыню. – Верно вы всех назвали: были и Пегий, и Казах, и гражданин Колесников. Боже мой, из-за какой суммы тогда разгорелся конфликт… Мелочь, тьфу! Какими глупыми бывают люди в двадцать лет. Кажется, будто деньги нужны только молодым, а людям в возрасте они зачем? Я вот только сейчас начинаю понимать, что чем старше человек становится, тем больше надо денег на правильную жизнь. Вы согласны со мной, Сергей Евгеньевич?

      – Рассчитываете дожить до своих десяти миллионов? – иронически осведомился Зародыш. – Гарантирую, что у вас это не получится.

      – А у вас, значит, получится сделать из меня национального героя посмертно? – в тон ему ответил Максим Т. Ермаков. – Тоже обломайтесь: это не ко мне. Это к какому-нибудь колхознику, прочитавшему в своей избе «Как закалялась сталь». Вот гражданин Колесников мог бы, если бы когда-нибудь книжки открывал. Положить живот за други своя – это не катит. И даже не потому, что морали нету, а эстетика другая. Арт-жесты все другие. Мои клипы про шоколадки значат сегодня больше, чем все это тупое наследие, многотомники с моралью и героями. Новость для вас? Понимаю. Небось, не первый я у вас Объект Альфа. Прежние-то объекты кидались со всей дури спасать человечество, еще и благодарили за оказанную честь. Вы раньше эту дурь у человеков полной ложкой черпали, никаких проблем не имели. Строили БАМы, поднимали целину. А теперь всё. Халява кончилась, господа. Я вот на вас время трачу, а собирался поужинать и кино посмотреть.

      На это Зародыш испустил неприятный смешок, откинувшись в кресле и показывая кадык, похожий на проглоченное змеей куриное яйцо. Четверо геометрических мужчин, до сих пор не издавших ни единого звука, кроме скрипа черных тупоносых ботинок, вторили начальству хором, будто болотные лягушки.

      – Уж потерпите, Максим Терентьевич, – проговорил ведущий специалист, отсмеявшись. – Ваши намеки на то, что мы должны за ваше время заплатить, я все равно не пойму. Мы ведь с вами толкуем не о морали и не о современном искусстве, а о вещах чисто практических. Мне, как ответственному в каком-то смысле за государственную арифметику, нужно произвести обмен одного на многих. Вы хотите торговаться. А я вам говорю в который раз: бесполезно. И пытаюсь объяснить, что на самом деле вы нас боитесь. И правильно боитесь. Героя сделать из вас все равно придется, а способы могут быть разными.

      – Да я, в общем-то, и есть герой, вы не заметили? Вы давите на меня, а я не поддаюсь! Почему, спрашивается? – Максим Т. Ермаков прилег, облокотившись на подушку, дорогое, тонкого хлопка, постельное белье показалось ему сквозь костюм и пот отвратительно шерстяным. – В своем лице я защищаю права человеческого индивида от государственной машины. И с позиций этих прав не играет роли, является индивид героем, гением или обыкновенным