Серая скала (сборник). Николай Автократов

мог лучше его разглядеть. Он заметно возмужал, пожалуй, постарел с того времени, как я его видел в последний раз, и казался старше своих тридцати пяти лет. Чисто выбритое лицо, загорелое и обветренное, носило следы усталости. Серые глаза из-под густых, сросшихся у переносицы бровей теперь глядели строго и даже сурово, но на губах по-прежнему часто появлялась едва заметная улыбка.

      – Ну, рассказывайте, что с вами случилось, – сказал он, подняв на меня глаза.

      Я подробно рассказал о своем ночном приключении со стариком Сердобиным. Упомянул и про бессмысленную фразу, которую безумец несколько раз выкрикивал, майор слушал внимательно.

      – Это вовсе не бредовая фантазия, как можно думать, – сказал он помолчав. – Эта фраза, возможно, имеет серьезное, очень серьезное значение. Ее кричал на всю площадь его сын Толя в последний момент, стоя под виселицей с петлей на шее. Понятно, что несчастный отец, на глазах у которого все это происходило, запомнил его слова и хоть и не понял их смысла, но повторял в припадке сумасшествия. Ну-с, теперь о другом. Я вот что хочу вам предложить… Вы видели младшего сына Сердобина, Петю?

      – Видел.

      – Так вот, у нас создалось впечатление, что этот Петя знает тайну, касающуюся одного важного обстоятельства, – умолчу пока о нем, – знает и не говорит. Почему? Вернее всего, потому, что боится. Если это так, если это действительно так, то он находится в опасности, и ему грозит участь его отца.

      – Самоубийство?

      – Какое там самоубийство! Иван Иванович Сердобин убит, а не покончил с собой.

      – Убит?!

      – Разумеется. Его заманили ночью к карьеру и сбросили. Он боролся. Ссадина на руке, оторванный рукав пиджака свидетельствуют об этом. Его кепка валялась наверху, в стороне. Трудно предположить, что он сам бросил ее перед самоубийством… Он убит. Только об этом не следует никому говорить. Пусть распространится весть о самоубийстве. Понимаете?

      – Буду молчать.

      – Верю. Так вот, постарайтесь войти в доверие к мальчику. Может быть, он вам что-нибудь и откроет. Замечайте, куда он ходит, с кем встречается. Здесь малейшее указание может принести нам громадную пользу.

      – В чем же дело? – спросил я. – Чем может быть интересен мальчик из бедной семьи этим бандитам?

      – Это не простые бандиты. Здесь дело куда более важное – политическое. Слыхали ли вы про организацию юных разведчиков-патриотов, которая действовала здесь при фашистах?

      – Слыхал. А вы знаете, майор, что у них была своя азбука, свой цифровой шифр, с помощью которого они общались? Мне сказал Краевский.

      – Да, была. Об этом нам известно. Надписи делались углем или мелом на заборах и в других местах, а то и просто на земле. Только от них почти ничего не сохранилось.

      – А я списал довольно много надписей. В гостинице, потом еще в другом месте…

      – В гостинице?

      – Да… то есть в гестапо. В последней маленькой камере смертников. Цифры были написаны под нарами. А когда эти нары сломали, я увидел и списал… частично.

      – Где еще?

      – Еще