Могрость. Елена Маврина

кой полуседых волос. Диковатый и крупный, как вол. На серых штанах и высоких сапогах темнели бурые пятна глины. Он повернулся затылком к автобусу – туда, где в плену непогоды исчез мост.

      Две старушки зашелестели пакетами, поднялись с мест, напористо вопрошая: «А чё? Чё эт там-то?» Шофер выругался вполголоса и спрыгнул на разбитый асфальт. Никто не рискнул покидать автобус, ожидая пока он приблизится к человеку с ружьем. Но вот шофер остановился, спокойно обменялся фразами с незнакомцем, который в ответ махнул рукой на зеленый уазик под деревом – агрессивного вида внедорожник с «люстрой» на крыше. Трое пассажирок за спиной Ани зашептались о преградившем путь неприязненно: «Лесничий наш, будь неладен». Лесничий повел шофера в туман. Пассажирки суетливо покинули салон, и, чтобы унять волнение, Аня переступила свой чемодан, отправляясь в промозглую сырость декабря.

      Огибая дыры в асфальте, но все равно попутно пачкая новые замшевые сапоги, Аня приблизилась к улыбчивой мадам в шубе-колоколе из нутрии. Серый мех влажно лоснился, на лице выделялась только розовая помада, но внимание вне конкуренции притягивали красные берцы. Чвак-чвак – переминалась с ноги на ногу их тучная обладательница.

      – Извините, что там произошло? – спросила Аня, напряженно всматриваясь в вездесущую хмарь.

      Впереди угадывались обломки свай и кричащая дыра вместо дороги.

      – Мост рухнул.

      Аня растерянно замерла, хлопнула ресницами.

      – Обвалился! – громче пояснила мадам, убирая со лба медные пряди и плотнее прижимая к пышной груди коробку с изображением электрочайника.

      Аня кивнула, не веря до конца, что незыблемый, как горы, мост обрушился аккурат в ее приезд.

      Взгляд вновь упал на разбитый асфальт. Пухлый рюкзак за плечами тянул присесть. Аня беспомощно издала вздох. Провались оно все! В поезде она спала отрывками, не ела сутки. Коченела на остановке три часа. И вот теперь полуденный плюс температуры превращал мутные лужи в туман, а хрустящий наст – в уничтожающее дорогой замш месиво.

      Мадам в берцах что-то возмущенно сообщила, но Аня чихнула два раза, расслышав только бессвязные ругательства в адрес небесных сил и грузовиков.

      Шофер с лесничим натаскали из лесополосы палых веток, соорудив кустарное преграждение транспорту. Их осаждали вопросами старушки, и незнакомец уехал, оставляя любопытных пассажирок в пустынной, грубо разрушенной местности. Вслед ему камнями посыпались комментарии. Водитель пробасил в телефон ядреные ругательства и, осмотревшись у разлома, зашагал неспешно к автобусу.

      – В Ямск теперь? – спросила одна из старушек.

      Их цветастые платки и осевшие от сырости шубки сливались в нечто плюшево-игрушечное.

      – До вокзала?

      – Да. – Шофер махнул на обвал. – Пусть разбираются. Рейсов сегодня не будет.

      Под возмущенные женские голоса Аня направилась к автобусу. Она тряслась час впустую! Старушки без особой надежды просили везти их в Сажной.

      – В объезд? – хрипел шофер. – Не-а. Сами, пешочком.

      За ним следом, чвакая красными берцами, пела уговорами мадам: «Подкинь хотя бы до развилки. А, родной? – заразительно улыбалась. – До развилки на пригород». Но в ответ частоколом росли жалобы: «Ногу не вытащишь. Кто толкать будет? Снегопад передают».

      Остановившись у грязной двери пазика, Аня взглянула на пасмурное небо. Серость. Слякоть. Определить время суток без часов затруднительно. Тянулась та самая ненавистная ей погода, когда мизерное тепло дня к вечеру сменялось промозглым ветром и крепким морозом, – и так по кругу вторую неделю. Иногда колкой стружкой валил снег.

      Мадам в берцах вдруг радостно вскрикнула. Автобус заворчал мотором. Войти в салон Ане помешали оживившиеся старушки. Сделав несколько шагов в сторону, Аня различила причину суматохи – приближающийся свет фар.

      Из хмари, словно швартующийся ледокол, выплыл черный внедорожник с заляпанным в пути бампером. Противотуманные фары погасли. Мадам в берцах энергично двинулась ему наперерез, старушки засеменили свитой.

      Шофер недовольно удивился:

      – Чего там еще? Едут?

      Аня пожала плечами, выглядывая на дорогу.

      Внедорожник остановился. Дверца со стороны водителя распахнулась, и Аня узнала за рулем Сычева.

      – Костенька! – радостно кричала мадам. – Сына, я ж тебе с утра звоню!

      Голос ее утонул в мужском воротнике, но Костя ничуть не обрадовался объятиям. Старше Ани на два года, Костя Сычев выглядел гораздо старше двадцатидвухлетнего. Угрюмый, всё такой же худощавый и бледный. Нелюдимый Сыч. Редкие русые волосы словно прилипли к черепу, заостряя тонкий нос и широкие скулы. Костя мало изменился в поведении: медлительность, взгляд из-подо лба. Только прежняя неряшливость в одежде уступила место строгим линиям. Двубортное пальто, брюки. Он вышел из автомобиля, всматриваясь апатично в горизонт. Крупные, бледно-зеленые, какие-то круглые по-кошачьи глаза настороженно изучали глухую округу. Затем его взгляд сместился в сторону пазика и замер на растерянной