Вольно, генерал: Стокгольмский синдром. Шарлеманн Готье

показывал чудеса выносливости. Молоха это раздражало, потому каждый удар был мощнее предыдущего. Пленник стискивал зубы раз от раза сильнее. Кажется, ещё чуть-чуть, и от зубов во рту останется крошка.

      Избитый мужчина тяжело дышит, но улыбается. Его длинные чёрные волосы растрёпаны. Он выглядит уставшим, но в глазах всё равно играет огонёк азарта. Пленник заинтригован: что же будет дальше? От периодических ударов его кандалы позвякивают в тишине. Всё происходящее – увлекательная игра, делающая жизнь веселее. Всем своим видом пленник говорит: «Бей же, чего ты ждёшь? Ты же не хочешь, чтобы я заскучал?».

      – Брось, Люциан, тебе же больно. Признай это, и я закончу, – палач ходит из стороны в сторону, зачем-то наматывая горько пахнущий искусственной кожей кнут на свой большой кулак.

      По габаритам он больше пленника, похожий на языческого бога войны. От палача веет чем-то тлетворным, а в глазах читаются жестокость и желание довлеть надо всеми, кто перед ним. Он был из тех, чей взгляд сразу ощущается даже в толпе – жадный и сверлящий. Если он сопровождал слова этим взглядом, то нельзя было не повиноваться.

      Поговаривали, что вместо торжественных лент этот языческий бог предпочитает носить в волосах окровавленные мышечные жилки. Сам он похож на исполина, вырезанного из меди и обожжённого жгучим пламенем. Это не делало палача некрасивым – наоборот, в нём присутствовала животная красота. Стоило такому демону принять настоящий облик – голова его становилась бычьей. Внутри каждого демона скрывался зверь, которого он по возможности пытался скрыть.

      Люциану это тоже знакомо: он принимал настоящий облик, но очень редко. По истинной природе своей Моргенштерн был безобразен, как и Молох. Один вид настоящего облика повергал в ужас любого неподготовленного зрителя.

      – Никак нет, господин главнокомандующий, – сквозь стиснутые зубы пробормотал Люциан, слегка подняв голову и выдавив ухмылку.

      На ногах генерал стоит крепко и старается говорить как можно меньше, чтобы не выдать своей боли. Спину жгло и саднило так, будто от кожи там осталось одно только приятное воспоминание.

      Люциан привлёк внимание главнокомандующего наплевательским отношением к правилам. Не сданные вовремя отчёты, связи с сослуживцами, спутанная бухгалтерия. Главком решил с этим разобраться, чтоб другим было неповадно. Впрочем, тут сыграло свою роль и симпатичное лицо генерала. Молоху сразу захотелось остаться с ним наедине.

      – Сколько мы здесь уже? – риторически произнёс Молох, обходя генерала по кругу. – Часа три, не меньше, а ты всё играешь со мной, – он покачал головой и схватил демона за волосы, чтобы больно оттянуть кожу и приложить того лицом об своё крепкое колено.

      – Счастливые часов не наблюдают, – Люциан утёр потёкшую кровь, шмыгнул носом и посмотрел на Молоха с вызовом, окровавленный и гордый.

      Моргенштерн выпрямился в ожидании новой серии звонких ударов. И он дождался. Несколько раз досталось спине, да так, что всё тело содрогнулось, а ноги подкосились. Генерал решил стоять крепко. Он знал, что Молоху очень хотелось поставить его на колени. Главнокомандующий несколько раз стегнул Люциана по икрам и подставил подножку – генерал сопротивлялся, но всё же рухнул на колени.

      – Уже сдаёшься? – оскалился Молох.

      – Не сегодня, – с открытым упрямством заявил генерал и с усилием встал. Раны ныли, кровь затекала в брюки, ткань галифе стремительно темнела.

      – Тебе говорили, что ты дурак? – пренебрежительно поинтересовался главнокомандующий и наградил пленника настолько хлёстким ударом по груди и плечу, что Люциан взвыл.

      – Я, может, и дурак, но точно не слабак, – с усмешкой ответил Моргенштерн, твёрдо стоя на ногах.

      Он скрывал боль как умел. Молох понимал, что он сейчас испытывает, и наслаждался моментом. Боль – лошадка с норовом, поди оседлай такую да удержись, не упади. Люциан пока что держался. Что он, что Боль – оба были с характером.

      Именно это Молоху в Люциане и понравилось. Жертва изо всех сил старается казаться сильной – можно добиваться криков сколько будет угодно. Но на сегодня, пожалуй, хватит. Всё это – будто шахматная партия с самим собой, когда в любой момент можно убрать шахматы обратно на полку.

      Главнокомандующий флегматично кладёт кнут на стол и садится в большое кожаное кресло, и подзывает к себе мальчонку, стоящего у дверей, чтобы выпить. Ощутив щекотливый запах алкоголя, Люциан заинтересованно посмотрел на поднос и добрёл до Молоха. Генерал пошевелил руками – главком услышал звон и хмуро подумал о том, что в следующий раз лучше взять верёвки.

      – Если дашь выпить, можешь меня хоть на медленный танец пригласить, – насмешливо произнёс Люциан и, не дождавшись разрешения, обеими руками бесцеремонно взял стакан с подноса. За пару секунд он осушил его несколькими жадными глотками.

      Главнокомандующий усмехнулся, когда Люциан небрежно поставил стакан обратно. Что ж, пусть погреется: он заслужил немного тепла.

      – Учту, – коротко отозвался Молох, наградив пленника пренебрежительным взглядом.

      – Я отдавлю тебе все ноги, – пообещал