Горькая Луна. Андрей Александрович Гращенков

жёлтое пятно ночной лампы, которая горела на тумбочке возле кровати. Сегодня Роза, юная девушка со слегка вьющимися огненно-рыжими волосами до плеч, которые особенно бросались в глаза из-за её необычайно белой кожи, и круглым ничем непримечательным лицом, вместо того, чтобы, как это обычно случалось, валяться в постели до позднего полудня, была уже одета. Она сидела за туалетным столиком и с умилением смотрела на лежащую перед ней открытку с видом сияющего огнями вечернего Бродвея, которая когда-то досталась ей в подарок от матери. Оторвав взгляд от открытки, она подняла глаза на часы и уставилась на своё отражение в зеркале. За окном занимался погожий денёк, а на лице Розы не было привычной свежести, которой так рады по утрам прелестные создания. Возможно, причиной тому был сон, который приснился ей ранним утром.

      Накануне Роза долго не могла уснуть. Извертевшись, она потеряла счёт часам. В конце концов она погрузилась в тишину и покой. И обнаружила себя в комнате с незнакомой обстановкой. Дверь была распахнута, словно приглашала броситься прочь. Она стояла у кровати с сумочкой на плече, которая никогда не казалась ей такой тяжёлой и тянула плечо, и смотрела на своё отражение, застывшее в зеркале прямо напротив. Её лицо искажала гримаса безумия. Ей было одиноко. Но она была не одна. Позади неё в зеркале показались длинные руки и широченные плечи. Бритая голова, на которой виднелась большая татуировка в виде свастики. И лицо. Розе сделалось не по себе. Это была Бет, которую она хорошо знала и вряд ли могла забыть. Издевательски улыбнувшись, Бет исчезла из зеркала. В комнате погас свет. И в темноте раздался её грубый смех. Розу, которая с детства панически боялась темноты, словно пронзило электрическим током. Она уже хотела крикнуть о помощи, но свет снова зажёгся. Теперь он был намного ярче прежнего и резал глаза так, что ей пришлось даже зажмуриться. Спустя мгновение, когда она снова открыла глаза, то поняла, что свет исходил от ночной лампы на тумбочке возле кровати, которую она всегда зажигала перед тем, как лечь спать, боясь проснуться посреди ночи в полной темноте. Она прислушалась. Села на скомканной постели и осмотрелась. Потом слезла с кровати и прошла к шкафу. Опустившись на колени перед нижним ящиком, она вытащила его и запустила руку в образовавшуюся нишу. Оттуда она достала урну с прахом отца. Теперь она была не одна.

      Роза больше всего на свете любила своего отца и нелегко перенесла его утрату. Когда вскоре после этого её мать отправили в тюрьму, Розе, которая на тот момент была несовершеннолетней, предстоял переезд в приёмную семью. Узнав, что ей придётся покинуть их прекрасный дом в Сан-Франциско, Роза закатила истерику. Но те, кто решал её дальнейшую судьбу, были непреклонны. Так она оказалась в доме чокнутых сектантов. С теми, что были после них, её отношения тоже не сложились. А после того как они окончательно испортились с последними, она оказалась в исправительной школе – исправиловке, как называли свой новый дом те, с кем ей предстояло познакомиться. Среди них была и та, что явилась ей во сне.

      Грубой наружности, похожая на мальчишку-переростка, с выбритой наголо головой, на которой был вытатуирован крест причудливой формы – такой Бет запомнилась Розе. Бет была не только старшей в блоке, куда определили Розу, но и оказалась той, с кем ей предстояло делить комнату. Бет, семья которой переехала из Германии, часто бывала неуравновешенна и обладала недюжинной физической силой, из-за чего её сторонились даже воспитатели. Ей было позволено многое. Она носила высокие солдатские ботинки и со взрослой непонятной Розе ненавистью говорила о тех, кому «всё и всегда сходило с рук». Позже Роза узнала, что крест на затылке Бет не имел ничего общего с её вероисповеданием и назывался необычным словом, которое она никак не могла запомнить. Кому-то в их блоке доставалось меньше, кому-то больше. Иногда Бет бывала очень жестокой и не всегда – справедливой, чем вызывала ненависть у тех обитателей исправиловки, кто не мог быть ей полезным. Каждый преподанный урок Бет сопровождала издевательским смехом, который свидетельствовал о том, что она получила истинное удовольствие от наказания. Провинившиеся помнили смех Бет гораздо дольше, чем их тела – синяки и ссадины.

      В новой обстановке были уже знакомые и надоевшие Розе правила, которыми она, живя в приёмных семьях, с лёгкостью пренебрегала. С самого утреннего подъёма, который начинался непривычно рано и в один и тот же час, и на протяжении всего дня нужно было, следуя обязательному расписанию, делать то, что не хочется. Включая посещение занятий и столовой, где частенько подавали пищу, которая на вкус была отвратительна. Но отказываться от неё считалось дурным тоном. К счастью, тут Бет, у которой всегда был зверский аппетит, отступала от правил, особенно когда речь шла о вожделенном десерте в чужой тарелке. Но самым ужасным было то, что Роза оказалась беспомощной перед своей фобией. Когда приходило время сна и свет в блоке выключали, её спасал маленький фонарик, с которым она с головой забиралась под одеяло. Сжимаясь в комок, она засыпала с открыткой в руках.

      Но Роза напрасно верила, что её верный друг, стёклышко которого она старательно протирала каждый день, будет освещать её хрупкий мирок вечно. Как-то раз, проснувшись посреди ночи в полной темноте, Роза невольно вскрикнула. Этого было достаточно, чтобы разбудить имевшую чуткий сон Бет. По ночам