«Линкольн» для адвоката. Майкл Коннелли

объединили в одно. А Макгинли, со своей стороны, не возражал признать себя виновным. Единственное, чего он просил добиться для него, – это определения в тюрьму неподалеку, чтобы его матери и троим малолетним детям не пришлось ездить к нему слишком далеко.

      Когда объявили начало судебного заседания, судья Дэниел Флинн появился в изумрудно-зеленой мантии, вызвавшей неискренние улыбки у многих юристов и судебных клерков в зале. Все знали, что он одевается в зеленое каждый год в двух случаях: во-первых, в День святого Патрика – 17 марта, и во-вторых, в пятницу, перед футбольным матчем команды «Нотр-Дам» из католического ирландского колледжа с командой «Троянцы» из Университета Южной Калифорнии. Он был также известен среди юристов комптонского суда под кличкой Дэнни Бой – имея в виду искаженные слова популярной песни: «Дэнни Бой, тупой козел ирландский».

      Секретарь объявил дело к слушанию, я подошел и заявил о своем присутствии. Через боковую дверь вывели Макгинли, и он встал рядом со мной, в оранжевом тюремном комбинезоне, со скованными руками, пристегнутыми к цепи, охватывающей талию. Никто из его близких не присутствовал в зале суда, чтобы наблюдать, как его осудят. Он был один, если не считать меня.

      – Добрейшего вам утра, мистер Макгинли, – проговорил Флинн с ирландским акцентом. – Вы знаете, что сегодня за день?

      Я опустил глаза в пол.

      – День моего приговора, – невнятно пробурчал Макгинли.

      – И это тоже. Но я-то говорю о Дне святого Патрика, мистер Макгинли. О дне торжества ирландского наследия.

      Макгинли чуть повернул голову и посмотрел на меня. Он был неплохо образован в уличном смысле, но не в общекультурном. Он не понимал, что происходит: является ли этот выпад уже частью вынесения приговора или некой формой презрения со стороны белого человека. Я хотел сказать, что судья бестактен и, вероятно, расист. Вместо этого наклонился и шепнул ему на ухо:

      – Просто не обращай внимания. Он придурок.

      – Вы знаете происхождение вашего имени, мистер Макгинли? – спросил судья.

      – Нет, сэр.

      – А вам интересно узнать?

      – Вообще-то, нет, сэр. Небось имя какого-то рабовладельца. На хрена мне знать этого ублюдка?

      – Прошу прощения, ваша честь, – поспешил вмешаться я. Снова наклонившись к Макгинли, я зашептал: – Дариус, притормози. Держи себя в руках. И следи за речью.

      – Он надо мной издевается, – проговорил тот.

      – Но он еще не вынес приговор. Ты хочешь запороть дело?

      Макгинли отодвинулся от меня и поднял глаза на судью:

      – Извините за мой язык, ваша честь. Я вырос на улице.

      – Заметно, – сказал Флинн. – Что ж, это позор, что вы так относитесь к своей истории. Но если вас не интересует ваше имя, то меня тем более. Переходим к вынесению приговора и отправке вас в тюрьму, не так ли?

      Он произнес последние слова так бодро, словно нас ожидало удовольствие отправить Макгинли прямиком в Диснейленд.

      После