Сказки. Иван Тургенев

, да не знаю, как это сделать». Птица отвечала ей: «Я спущу тебе свой хвост, цепляйся за него, я подниму тебя на дерево».

      И птица, которая была очень добра, опустила свой длинный хвост соседке. Но лягушка, прицепившись к самому красивому пёрышку, и не думала взбираться наверх, она принялась тянуть перо что было мочи.

      – Эй, что ты там делаешь? – вскричала птица.

      – Хочу вырвать пёрышко из твоего хвоста и сделать из него себе украшение, – отвечала лягушка и продолжала тянуть пёрышко к себе.

      – Ну погоди, злодейка! – рассердилась птица и взвилась в небо, унося лягушку на своём хвосте.

      – Ке-ке-кек-са! (что означает примерно: «Что там такое! Как это так?») – завопила квакушка, испугавшись не на шутку.

      – Ты хотела узнать, что сверху видно, – вот и погляди!

      Но лягушке было теперь не до того, и она взмолилась:

      – Смилуйся! Отпусти меня на землю!

      В это время птица пролетала над болотом и сказала:

      – Открой рот – ты упадёшь в грязь и не расшибёшься, там тебе будет очень хорошо.

      Лягушка разжала зубы и – плюх! – упала в болото.

      Она и вправду не расшиблась, но болото было таким грязным, а лягушка так струсила, что из зелёной стала совсем жёлтой… И осталась такой на всю жизнь. А серебряная птица полетела к своему дереву и спела чудесную песню восходящему солнцу.

      ХОТЕЛА ЛЯГУШКА ПОДНЯТЬСЯ НА ДЕРЕВО И ПОСМОТРЕТЬ, ЧТО СВЕРХУ ВИДНО, ТОЛЬКО НЕ ЗНАЛА, КАК ЭТО СДЕЛАТЬ

      Степовик

      У нас был сосед, человек уже немолодой, одинокий, но очень весёлый, разговорчивый, любивший рассказывать истории одну удивительнее другой. Он любил собирать нас, молодых людей, в кружок, усаживал подле себя и принимался за свои небылицы. Сам чёрт не разобрал бы, что в них было правдой, а что выдумкой. «Нет, это неправда!» – бывало, кричали мы в конце концов. А он лишь посмеивался да говорил нам: «Поживите да поглядите вокруг хорошенько, то ли ещё увидите!» Вот что он нам рассказал как-то вечером:

      «Вы, верно, знаете, дети мои, бескрайние степи, что начинаются за Доном, вёрст за сто отсюда. Я часто езжу туда на охоту, ибо хоть дичи там и нет, да перепёлок – что мух. Вот однажды, в разгар сенокоса, оказался я поздно вечером в одном из этих мест и, не желая возвращаться в деревню, где блохи сожрали бы меня, решил провести ночь на одном из стогов, что, подобно огромным домам, возвышаются в эту пору вдоль Дона. Надобна лестница, чтобы на них взобраться. А взобравшись, чувствуешь себя как в раю.

      Итак, я вскарабкался на один из таких стогов, волоча за собою бедного моего пса, который давился и отчаянно кашлял. Вот мы и наверху. Я расстелил свой охотничий плащ, собака моя тотчас же зарылась в сено, и мы приготовились заснуть крепким сном, ибо устали изрядно, можете мне поверить. Но прежде надо было оглядеться вокруг.

      Боже, как здесь было красиво! Ночь царила везде: она зеленела внизу, синела вверху, серебрилась повсюду, а Дон – что за великолепная золотая лента, отливающая то атласом, то муаром! А какой аромат, и как поют птицы! Ибо одни горожане воображают, что ночью птицы спят. А ветер, что нежно касается ваших щёк после того, как разбудил и приласкал столько цветов!

      Испустив, по примеру моего пса, глубокий вздох, я уже собирался заснуть, как вдруг услышал, что кто-то ходит по стогу… Шаги были лёгкие, почти боязливые, однако направлялись они ко мне… Я приподнялся на локте и увидел нечто, что вас удивило бы так же сильно, как и меня, а может быть, и более.

      Я УВИДЕЛ ПЕРЕД СОБОЮ СИДЯЩЕЕ НА СПИНЕ СТЕПНОЙ ЧАЙКИ КРОШЕЧНОЕ СУЩЕСТВО…

      Я увидел перед собою сидящее на спине степной чайки крошечное существо ростом с локоток, похожее на человека, но сделанное из тех сухих веточек, что встречаются на дорогах и которыми пользуются птицы для постройки гнёзд; на его большой голове из зелёного мха был персидский колпачок из сухой соломки. Две круглые чёрные ягодки были у него вместо глаз, и, ей-богу, казалось, он ими прекрасно видел; крючковатый корень служил ему носом, а пучок степной травы, называемой ковыль, заменял бороду. На нём была крестьянская курточка из торфа, перепоясанная на бёдрах стебельком лопуха, и он важно переставлял свои ножки, обутые в башмачки со шпорами из бересты.

      Не успел я прийти в себя от удивления, как человечек спрыгнул со своего коня, передал его кулику, которого я до сих пор не заметил и который, по-видимому, исполнял роль грума, а затем приблизился ко мне, спокойно уселся и, представившись самым серебристым на свете голоском, поздоровался, после чего спросил меня, хороша ли была охота».

      Капля жизни

      У одного бедного мальчика заболели отец и мать; мальчик не знал, чем им помочь, и сокрушался.

      Однажды кто-то и говорит ему: «Есть одна пещера, и в этой пещере ежегодно в известный день на своде появляется капля чудодейственной живой воды, и кто эту каплю проглотит, тот сможет исцелять не только недуги телесные, но и душевные немощи».