Блики. Марина Аржиловская

тными шагами торопливо оставляла за собой широкие ступеньки с неоновой подсветкой и удобные кресла, в которых другие, искренне вовлеченные в праздность чужой, увы , не самой изящной фантазии, продолжали без остатка делиться своим пылом и воодушевлением с тёмным пространством.

      Выдох… Один из многих в перепутанных ароматах июньского вечера мегаполиса. Но для неё в этом выдохе была целая палитра ощущений – печаль, усталость и освобождение. Вечер пятницы. Скинув спешно туфли, она резким движением отшвырнула их в сторону. Ключ трижды послушно прокрутился в замочной скважине, и вскоре, брызги игривой воды, рассеянные душем, плавно скользили по изгибам её стройного, нежного тела.

      –Я не хочу ни о чем думать, не хочу …– поднимая подбородок всё выше к переливающимся теплым струйкам, пленница собственных дум, казалось, прокручивает в голове спасительную мантру, цепляясь мыслью за каждое слово. Мокрые волосы липкими прядями покрыли хрупкие плечи, веки глаз сомкнулись и … тишина. Только звуки стремительно падающих капель наполняли воздух мраморной ванной комнаты и глубину её безмолвной души…

      За полгода до этого.

      – Это невосполнимая потеря для всех нас … – Мистер Макфолл на минуту замолчал, сделав жадный глоток воздуха. Ему трудно давалась речь, настолько трудно, что сжимая кулак правой руки, он даже не заметил, как на кончиках ногтей размазались легкие следы крови. «Нам всем сейчас нелегко…»,– упорно продолжал он, – но мы знаем, что уж кто-кто, а этот человек, несомненно, попал в божьи чертоги. Он ведь был …самым светлым человеком, которого я когда-либо знал – опустив голову вниз, говорящий горько улыбнулся, мускулы его лица дрогнули, – «И он навсегда останется для меня настоящим другом».

      Люди подходили с букетами цветов к портрету, обрамленному черной рамкой. Тот, кого вспоминали, смотрел на них через большую монохромную фотографию с открытой, будто даже живой улыбкой. Его улыбка … Именно с неё, тогда, несколько лет назад и началось их знакомство. Высокий, красивый блондин на ломанном русском языке старался рассказать ей о своём восхищении озером Байкал. Из-за недостатка словарного запаса он пытался подключить мастерство пантомимы: неловко жестикулируя руками, голубоглазый калифорниец в светлой, клетчатой рубашке и потёртых джинсах подпрыгивал, и корчил забавные гримасы в кленовой алее московского парка. Солнечные блики играли на его мужественном, волевом лице. А когда она взглянула на часы, и опомнившись, что ей давно пора быть в другом конце города, спешно засобиралась, он рухнул на колени с характерным умоляющим жестом. «И что мне теперь с тобой делать?» – смеясь, спросила Лизи. Он моментально расстегнул на шее цепочку, ловко смастерив из неё кольцо и в финале всего этого несуразного, но ужасно забавного представления упал ниц, к носкам её туфель. Никто и никогда больше не смог рассмешить её так, как это удавалось ему… И что осталось от счастья, сотканного из плоти и крови теперь? Горстка пепла в серой погребальной урне.

      – Лизи, прими наши соболезнования – чуть склонившись, прошептала седовласая дама. Она взяла молодую девушку за руку и понимающе посмотрела ей в глаза, но вид у той был, как и прежде, задумчиво-безучастный, равнодушный ко всей траурной церемонии. Она не плакала, нет. Глядя, как человеческие фигуры в черных костюмах и платьях поочередно подходят к венкам из белых роз и лилий, к запечатленному уже теперь самой вечностью образу её родного Пола, Лизи чувствовала щемящую боль.

      – Держись, детка. Ты всегда можешь на нас рассчитывать – Миссис Уоррен обняла её настолько крепко, что Лизи внезапно ощутила себя маленькой девочкой. Эти теплые, искренние материнские объятия на миг согрели её. Она хорошо помнила, как оказалась в них впервые, когда вместе с Полом перешагнула порог роскошного поместья Уорренов.

      –Ты же знаешь, ты мне как дочь – женщина старалась говорить спокойным, ровным голосом, но слезы предательски бежали по щекам.

      – Я никогда вас не оставлю. Пол считал нас одной семьей, и я так считаю.

      Миссис Уоррен молча кивнула, и достав платок из кармана миниатюрной сумочки наскоро смахнула слезинки у глаз.

      «Мы должны быть сильными, девочка», – она протянула Лизи визитку, – Это телефон твоей портнихи. Она звонила на днях, сказать, что свадебное платье готово…», – было заметно, что эта беседа требует от женщины невероятного самообладания. Она отвела глаза в сторону, еще раз взглянув на траурный портрет сына.

      –Как думаешь поступить с платьем? – теребя в руках скомканную ткань, миссис Уоррен не отрывала взгляда от центра комнаты.

      –Я его заберу… -

      –Милая, ты в этом уверена? –

      –Да, я хочу забрать своё платье… -

      Утро выдалось пасмурным. Густые серые облака лениво плыли по бескрайнему небу. Манящий запах сваренного кофе доносился до гостевой на втором этаже. Лиза торопливо собрала волосы в пучок, и широко зевая, по привычке, прикрыла рот ладонью. Девушка спешно спускалась по торжественной, устланной персидским ковром лестнице, ведущей к кухонной комнате. Представительный особняк Уорренов был под стать аристократичным замкам Европы. Здесь даже слуги были обучены в лучших традициях английского