Книга Дины. Хербьёрг Вассму

портреты у ног ленсмана, взяла наволочку и ушла, хлопнув дверью.

      На другое утро портреты висели на своих местах.

      Дагни лежала в постели с головной болью, так что маленький Оскар весь день был внизу на попечении прислуги.

      Ленсман устал от постоянных столкновений между дочерью и женой. Душа его рвалась из дому. Он мечтал пройтись вдоль побережья на карбасе с казенкой – несколько человек команды, трубка да водка. И ловил себя на желании, чтобы его дочь оказалась где-нибудь подальше. Замужем. Но ей было всего пятнадцать.

      Он не возлагал на будущее больших надежд. Не потому, что Дина была некрасива. Как раз нет. Она была не по годам высокая, сильная. Сообразительная.

      Но в ней была необузданность, способная оттолкнуть любого мужчину, искавшего себе жену.

      И тем не менее ленсман был одержим этой мыслью. И где бы ни встретил холостяка, первым делом думал: а не подойдет ли он для Дины?

      Со временем Дагни наскучила роль ленсманши, матери и мачехи. Она стала поговаривать, что хочет съездить в Берген, чтобы навестить «свой круг», как она выражалась. Тогда ленсман понял, что ему следует действовать, причем быстро и решительно.

      Он хотел отправить Дину в школу, в Тромсё. Но не мог уговорить ни одну знакомую семью принять ее к себе. Ему отказывали под всякими благовидными предлогами – от чахотки до переезда. А для того чтобы жить самостоятельно, Дина была еще слишком молода.

      Ленсман с обидой думал обо всех, кому в свое время оказал ту или иную услугу. Видно, они давно позабыли об этом. Он жаловался на судьбу каждому, кто был готов его слушать.

      Однажды Дагни раздраженно сказала ему, что «этакую девицу» в свой дом не примет никто.

      Что? Дочь ленсмана Холма – «этакая девица»? От ярости и оскорбленной гордости у него на губах выступила пена. А много ли найдется женщин, которые умеют играть на виолончели? А кто в округе лучше Дины ездит верхом? Кто из приказчиков считает в уме быстрее, чем она? Какие у нее недостатки?

      Да никаких, кроме того, что она своенравная, злобная и что с ней вообще невозможно ладить.

      Дагни швырнула в лицо ленсману этот приговор и крепко прижала к себе сына, который захныкал, испугавшись ссоры.

      – А кто должен был заменить ей мать? – спросил ленсман. Лицо у него пылало.

      – Во всяком случае, не я! – отчеканила Дагни, посадила ребенка у ног ленсмана и подбоченилась.

      Ленсман ушел. Из гостиной. Из дому. Он спустился по широкой парадной лестнице и через всю усадьбу направился к своим любимым морским пакгаузам.

      Как он тосковал по мягкой, обходительной Ертрюд, по ее прохладным рукам, которые гладили его лоб! После смерти Ертрюд ее холодное ангелоподобное спокойствие стало как будто еще ощутимее.

      Там, на берегу, в сгущавшихся сумерках ленсман молил покойную Ертрюд забрать свою дочь к себе – он с ней сладить не в силах. Нет, нет, он вовсе не желает девочке смерти, но ему так хотелось бы, чтобы она вела себя пристойно.

      – Попробуй поговори с ней! – умолял он Ертрюд.

      Высморкавшись в носовой платок с монограммой, он закурил трубку и тяжело опустился на