Первый удар. Александра Лисина

от которого содрогается вся подвластная мне земля.

      Что-то происходит вокруг…

      Что-то причиняет мне эту боль. Что-то новое. Что-то, чего еще никогда не было. А следом за болью приходит слабость. Сначала несильная, небольшая, которую можно терпеть и на которую можно надеяться, что пройдет. Я даже думаю, что все-таки справлюсь, со временем одолев свою неожиданную немощь. Но потом боль возвращается с новой силой.

      И снова… и снова…

      Целых шесть раз кто-то пронзает мое тело острыми шипами, разрубая его на части. И шесть раз моя слабость отвоевывает вместе с темнотой все большее пространство. Каждый раз я дрожу от боли, пытаясь от нее избавиться и вырвать пронзившие тело колья, но тщетно. Они слишком глубоко сидят. И слишком быстро отбирают мои силы, отдавая их куда-то вдаль. В сторону. Туда, куда мой взор, заслоненный верным другом, уже не может достать.

      Долгое затмение спустилось на мой смятенный разум. Глубокая скорбь заполнила мое сердце. Слабость затуманила мои мысли. И лишь надежда еще теплится в самой глубине порабощенного сознания.

      Мое тело надежно сковали невидимые путы. Его обнажили, бесстыдно рассмотрели, местами вскрыли и впустили внутрь болезненные отростки. Мне больно. Мне снова больно. Но даже мои верные помощники не способны унять эту дикую боль. Они погибают один за другим, постепенно уступая место расширяющемуся темному пятну. Черная клякса съедает их преданные души, разрушает тела, коверкает и уродует то, что было создано когда-то с любовью и заботой.

      Мне больно снова – уже от мысли, что мои создания бессильны что-либо изменить. А потом боль становится еще сильнее, потому что в этот трудный момент мой друг внезапно отнимает свою надежную руку и лишает своей поддержки.

      Мне больно…

      Мне очень больно и одиноко…

      Это как предательство после стольких лет тесной дружбы.

      Но потом становится еще хуже, потому что я вижу, как темные пятна набрасываются на него с еще большим ожесточением и рвут его тело так же жадно, как и мое. Мы оба стоим, шатаясь от слабости и изнеможения. Я падаю. Молю. Но он просто не может больше держать меня за руку. Не способен защитить от этой напасти. Просто потому, что его она успела поразить первой. И потому, что он, молчаливо храбрясь, уже много времени сдерживал ее в одиночестве. Не выдав себя ни единым стоном. До тех пор, пока его тело не разбили наконец на части и не сковали могучую волю древними заклятиями.