Рождение музыканта. Алексей Новиков

сказал, а она еще пуще залилась.

      – Ох, утешил, Михайлушка, ласковым словом!

      Они спустились вниз и садом прошли к дедову павильону. С Десны несло горячим майским теплом, медвяным запахом трав с заливных лугов. Молча сели на ветхую скамейку. В павильоне было тихо. Разве баском прогудит заблудившаяся пчела.

      – Да как же ты, нянька, от н и х ушла?

      – А так вот и ушла. Как все – так и я.

      – Ведь ты же пленная была?

      – Ну, какой же то плен? На дороге схватили и погнали в Смоленск…

      – Это и есть плен!

      – Тебе, милый, по-ученому видней, а меня на огороды поставили картошку копать, что от смоленских хозяев сиротой осталась… «Нет, говорю, сами копайте, а мне домой пора!»

      – А разве они по-русски понимают?

      – Зачем же мне с ними разговаривать? Самой себе сказала и пошла. Они к той поре уж очень растревожились, бежать собрались… Вот и пошла я, благословясь, лесом да перелесками, да опять лесом.

      – Страшно, поди, было?

      – А чего же, Мишенька, страшно? Каждому человеку к дому надо! До ночи я далеко ушла…

      – А волки?

      – Волки были, конечно. Как им в такое время не быть? Только они сытые были, на войне отъелись. Ну, а сытый волк тебя первый забоится. А потом на дорогу выбралась, людей повстречала. Вот и тебя, желанный, привел бог увидеть!..

      Нянька замолчала. Миша смотрел в поля. Там еще шла запоздалая пахота. Пахали главным образом бабы, лишь кое-где шли за сохами мужики. Некоторые тащили бороны на себе.

      – Обезлошадел народ, Михайлушка, – тихо сказала Авдотья, – а от коня, милый, вся жизнь! Справный конь и свое отработает, и корову во двор приведет, и овец мужику нагонит. При коне и пес в полный голос брешет – есть чего стеречь! Ты глянь, желанный, окрест: одни хоть чуток сеют, а многие и новин не ждут…

      Миша, привстав, глянул в поля, за Десну. Повсюду лежала земля, густо заросшая бурьяном.

      Но уже шли, трудясь, пахари бороздой.

      Миша снова сел на лавочку.

      – Я, нянька, думал, что на войну Егорий Храбрый да Илья Муромец выйдут, а вышли наши мужики. Вот и ты тоже вроде как воевала, и Николка кухонный воевал, и Савватий…

      – А нешто Егорий да Илья другие были? В тех же лаптях, голубчик, ходили, ту же землю пахали, когда походов не было. И мужики так: отвоевались – и пашут. От земли, милый, силы добывают…

      – Ты спой, Авдотьюшка! Поди, новые песни знаешь?

      – Ну, новые! Песня хоть и поновится, а все от старины живет.

      Задумалась Авдотья Ивановна, и как бы издалека прозвучал ее голос:

      Ох, Расея, ты, Расея,

      Ты расейская земля.

      Много славы у тебя,

      Много песен про тебя…

      Стелется песня по полям, словно хочет обнять все не меряные Руси просторы, все не считанные ее народы. А в поле пахари бороздой идут. И те, которые еще в походах бьются, вернувшись, тоже в борозду встанут.

      Миша слушает, склонив голову набок, и под песню думает: сколько книжек ни перечитай, сколько картин ни нарисуй, сколько историй ни выслушай – не увидишь в них России так,