Рождение музыканта. Алексей Новиков

Бонапартовым войском бились. Только и тут Бонапарт мне не встрелся.

      Замолчал кавалер, и люди замолчали. Опять смотрели на зловещую звезду.

      – О господи, да неужто по ней Бонапарт идет?

      – А может, и не дойдет? К нам в Расею отовсюду дальние дороги!

      На том и порешили. Но едва отошел барчук от женского крыльца, весь переполошился: ведь чуть было он Ивана Маркеловича не упустил.

      Мишель бросился к батюшкиному кабинету. Здесь Иван Маркелович! Его голос! Только никогда еще не бывал он в таких чувствах.

      – «Если по неисповедимым судьбам провидения снова возгорится война между Францией и Россией, – читал батюшке Иван Маркелович, – Россия найдет новые силы…» Найдет! – повторил господин Киприянов, отрываясь от журнала. – Бог не выдаст, Бонапарт не съест!

      Мишель юркнул на любимый диван, под подушку, которую стережет вышитый мелким бисером пудель. Пристроился к пуделю – нечего делать, придется обождать. Не любит батюшка, когда его беседы прерывают.

      – Нуте-с, – уставился на Ивана Николаевича господин Киприянов, – сочинителю, стало быть, все известно? Стало быть, решился узурпатор? Во всеоружии нападет?

      Иван Маркелович водит пальцем по полям «Русского вестника», словно ищет там скрытных мыслей сочинителя.

      А может, те мысли ведомы Ивану Николаевичу? Ведь сочинитель статей противу Бонапарта Сергей Глинка, хоть и дальняя, а все-таки родня новоспасским Глинкам; все они, Глинки, одного корня.

      – Ответствуйте, сударь мой! – наступает Иван Маркелович на батюшку.

      Но Иван Николаевич молча перечитывает журнальную статью.

      Батюшка Иван Николаевич, наконец, отложил в сторону «Русский вестник».

      Однако долго еще придется Мишелю довольствоваться обществом одного пуделя на диванной подушке.

      – А что пишет вам достопочтенный Александр Иванович с дунайских берегов? – спрашивает Иван Николаевич у господина Киприянова.

      – Там Михайла Ларионыч Голенищев-Кутузов неукоснительно турок бьет. О том и отписывает сын!

      – Нам бы поскорее там руки развязать, – говорит батюшка, быстро шагая по кабинету. – Все турецкие шашни от Бонапарта исходят и ему же куражу придают.

      И только помянул батюшка Бонапарта, опять так вскипел Иван Маркелович, что ничем его не уймешь.

      Не шелохнувшись, сидит на атласной подушке терпеливый пудель.

      Изнывает подле пуделя юный книжник. Не придется перебирать сегодня с Иваном Маркеловичем книги…

      И хвостатая звезда все тревожнее горит в осеннем небе. Не от нее ли и птицы до времени потянулись из Новоспасского?

      Только варакушки, зорянки да малиновки остались зимовать в детской у Мишеля. Рады бы, пожалуй, и они улететь, да крепко сделаны клетки у Акима.

      Придет Аким в детскую, присядет у клеток, и пойдет опять птичий разговор.

      – Достану тебе, Михайла Иванович, юлок.

      – А красивые они?

      – По перу птицу не суди, не московская купчиха. Ты птицу по голосу принимай. Ворона, поди,