Бешеный прапорщик: Бешеный прапорщик. Большая охота. Возвращение. Дмитрий Зурков

расслабленно-блаженное выражение, глаза полузакрыты. Создается ощущение раненого зверя, который нашел ухоронку, забился туда и наслаждается отдыхом и неподвижностью. Главное – жив, а раны, забытые усилием воли, затянутся, зарастут. Услышав шаги, он поднимает глаза, собирается встать, но я его опережаю, присев рядом.

      – Здравствуйте. Как вы себя чувствуете? Разговаривать можете?

      – Спасибо, господин подпоручик, говорить могу. Представляюсь: штабс-капитан Волгин Иван Георгиевич, командир партизанского отряда. Честь имею! – Горькая усмешка, более всего напоминающая гримасу боли, кривит его потрескавшиеся губы, на которых показались капли крови. – Бывший командир бывшего отряда…

      – Прошу извинить, но об этом поговорим позже… Кто вас так? Точнее, это было сделано по приказу хозяина?

      – Эта сволочь натравила свою дворню на меня, когда я спал. Сорвали награды и погоны, отобрали оружие, документы, личные вещи, сняли сапоги… Держали в клети на псарне, кормили скудно, пить почти не давали. – Он скрипит зубами, говорит через силу. – Кнутом отходили, как самого последнего каторжника… Он сам приходил смотреть на это, разглагольствовал о том, как после победы германцев мы им рабами служить будем…

      Так… Значит, барин зрелища кровавые любит. Ну, будут ему зрелища! Еще и поучаствует в них по полной программе! Поворачиваюсь к казакам, указываю на егерей:

      – Развяжите им рты.

      И уже холуям:

      – Кто взял вещи офицера?.. Я даю десять секунд для того, чтобы признались. Потом – не обессудьте… Митяй, приготовь скамью и веревки. Нагайки при вас? Хорошо!.. Ну, кто?

      Видно, дворовые знали, что такое нагайка и какой эффект на здоровье она оказывает. Потом кто-то выдавливает:

      – Вось ён, Микола, брау… Усё захапау…

      Поворачиваюсь к «виновнику торжества»:

      – Где вещи?

      – Паночак!!!.. Миластивы!!!.. Ня бейце!!!.. Усё аддам!.. Христа ради!.. Тутачки усе, пад стрэхай!..

      – Конечно, отдашь, куда ж ты денешься. И Бога не поминай, паскуда. Он тебе не поможет. Кузьма, развяжи его, обыщи и веди за вещами, куда покажет. Если дернется, пару «горячих» ему нагайкой выпиши.

      В карманах егеря нашлись карманный «Буре» с треснувшим стеклом циферблата, золотой нательный крестик, портсигар с гравировкой «За отличную стрельбу в присутствии Их Императорских Величеств». Из сарая к ним добавилось все остальное – сапоги, портупея, фуражка.

      – Ордена где?

      – Так, граф узяу…

      – Так как же ты, урод, осмелился руку поднять на русского офицера? Кнутом бить, а?

      – Так як жа? Сам их сияцельства прыказау…

      – А своя голова не думает? Ну, так мы это быстро исправим. Кузьма, Антон, вяжите его на скамью.

      Даже в мерцающем свете пожара было видно, как побелело лицо, на лбу выступила испарина. Егерь бухается на колени:

      – Памилуйце!.. Людзи!.. Памилуйце!!!

      Казаки подтаскивают его к скамье, укладывают, распускают путы, затем заново