Шанс выжить. Аврелия Чарта

ML)

      ***

      Никогда.

      Мы никогда не ссорились с ним, не ругались из-за какой-нибудь мелочи, не дрались из-за игрушек и никогда не кричали друг на друга. Он был частью моей семьи – неотъемлемой и важной частью – и я безумно сильно любила его. Это чувство было взаимно, я знаю. Мы могли целый день беситься на улице, строили шалаши из стульев и одеял прямо в моей комнате, потому что она была чуточку больше его, и смотреть, лёжа на диване в гостиной, мои любимые мультики сотню раз на день.

      Так было раньше, но не сейчас.

      Сегодня я проснулась на час раньше обычного, буквально вскочив с кровати в холодном поту. Сны…они мешали мне спать нормально уже какую ночь. Разные, но всегда жуткие и непонятные.

      Я аккуратно поднялась с кровати, чувствуя лёгкое головокружение, и босиком подошла к окну. Стопы ударялись о прохладный пол, что немного успокаивало разгоряченное тело после сна. Распахнув окно, чтобы впустить немного свежего воздуха, я услышала тихое щебетание ранних птиц, и ощутила тёплый ветер, который потоком струился мне в лицо, проходя через ноздри дальше и заполняя лёгкие кислородом.

      Моя ночная рубашка слегка шевельнулась, когда сзади открылась дверь, создавая сквозняк в комнате. Я медленно развернулась на носочках устремляя взгляд на человека, стоявшего передо мной. Его разъярённый вид говорил о том, что он снова в плохом настроении.

      "А он вообще бывает в хорошем настроении последнее время? " – пронеслось в голове, от чего я грустно ухмыльнулась и скрестила руки на груди.

      – Стучаться не учили? – сухо спросила я, вспоминая, как он уже в который раз влетает в мою комнату без разрешения.

      Его вздымающиеся плечи, суровый тусклый взгляд и какой-то ненормальный оскал не сулили ничего хорошего. Я немного поёжилась, но тут же приняла своё обыденное пофигистичное выражение.

      – Признавайся. Ты её взяла? – резко и грубо спросил он, устремив свой взгляд на меня.

      Я подняла одну бровь, показывая, что я и понятия не имею о чем он говорит.

      – ТЫ ВЗЯЛА МОЮ ТОЛСТОВКУ? – громче, почти переходя на крик, он ещё раз задал вопрос.

      – Что? Совсем с ума сошёл? Какую к черту толстовку?

      Он перевёл взгляд на мой шкаф с одеждой и уже через секунду оказался около него, яростно открывая дверцу. Она так отпружинила от резкого удара, что я думала она слетит с петель, но вроде все обошлось.

      – Остин? Ты вообще в себе? – глупый вопрос, на который ответ был очевиден.

      Нет, он давно не в себе.

      Меня раздражало. Раздражало его присутствие, его поведение. Меня раздражал он – мой родной брат. Но где-то глубоко, очень глубоко я продолжала его любить. Так сильно, что это чувство смешивалось с ненавистью, вызывая абсолютное равнодушие ко всему.

      Когда очередная вещь из моего гардероба полетела на пол, я не выдержала и вихрем набросилась на него.

      – Я не брала твою толстовку, Остин! Я не трогала ни одну из твоих вещей! – громко проговорила я, тряся его за плечи в надежде, что он очнётся. Но, кажется, его это ещё больше разозлило.

      Одним движением он скрутил мои руки до боли и уставился в глаза, тяжело дыша.

      А я смотрела на него. Смотрела и не понимала, что же с ним происходить. Абсолютно стеклянные, неживые глаза были направлены как-то сквозь меня. А его покрасневшее от злости лицо было совсем не родным. Нет, это не мой брат.

      – Не ври! Младшие сёстры всё время таскают вещи… – он продолжал сжимать и скручивать кисти моих рук, вызывая адское ощущение, словно тонкая кожа начинала рваться.

      Но мне было все равно. Ни страха, ни боли, ни злости. Ничего.

      – Придурок! Отпусти! Я не знаю где твоя идиотская толстовка, из-за которой ты так взбесился, – его хват слегка ослаб, а глаза стали метаться по всей комнате. – Может, твоя подружка Синди её взяла? Не подумал?! – выкрикнула ему в лицо.

      От этих слов он отшатнулся. Отошёл от меня на шаг, второй, третий… Кажется, в его глазах промелькнуло сожаление, которое тут же скрылось за маской очередной ненависти.

      Он исчез из моей комнаты также быстро, как и появился. Только спустя минуты две я поняла, что слышу только биение своего сердца и тишину вокруг – режущую, кричащую, всхлипывающую от горьких слез и разрывающую барабанные перепонки.

      Но на яву опять же было ничего. Я опустилась на колени, быстро вдыхая воздух через рот. Хотелось зарыдать, но не могла. Просто не получалось. И от этого внутри рвало душу ещё сильнее. Боль, которой не было на самом деле.

      Все изменилось после смерти отца. Мне было четыре года. Мой брат, будучи подростком, зашёл ко мне в комнату с бледным лицом и молча сел на кровать. Никогда прежде я не видела его таким подавленным. Это сразу дало понять, что что-то случилось. Я долго смотрела на него, не решаясь спросить… А оно и не требовалось. Было ясно, что произошло что-то ужасное и непоправимое.

      Вдруг, я заметила как по его щеке скатилась одна единственная слеза, которая быстро преодолела расстояние от уголка