Карантин. Сергей Малицкий

губы Пашка и почесал свой уже тогда длинный нос.

      – Как тебе сказать… – Дядька достал из пачки папироску и начал ее разминать толстыми пальцами. – Ты ж подрался вчера опять?

      – И что? – мгновенно поджал губы Пашка и спрятал в карманы сбитые на костяшках кулаки.

      – Из-за чего? – чиркнул спичкой дядька.

      – Из-за дела, – отрезал Пашка.

      – Дела бывают разные, – пыхнул в окно дымом Федор, заглушил движок. – Я бы не спрашивал, с кем не бывает, но так у тебя ж ссадины свежие. Каждый день свежие. Я даже поспорить уже могу: отпущу тебя на полчаса, да хоть за хлебом, – все одно синяк принесешь.

      – Это ты не видел, какие у них синяки! – в запальчивости выкрикнул Пашка.

      – Ну так ты хотя бы пометки делал, галочки на заборе. – Дядя улыбался, но глаза у него были жесткие. – Прикинь, сто галочек – посадил сто синяков. Сотне маленьких негодяев. Каждому по синяку. Или полусотне, но по два. А они тебе только двадцать пять. В четыре раза меньше. Но тебе одному. И вот уже ты весь синий.

      – Я не синий, – пробурчал Пашка. – У меня все быстро проходит. Утром уже буду в порядке.

      – Вижу, – кивнул дядя. – Если бы ты ссадины свои не новил, я бы и не заметил, может. Под левым глазом синяк уже позеленел, а с утра только налился. Чего хотят?

      – Обзываются, – отвернулся племянник.

      – Как? – Дядя не отставал.

      – Жидом называют, – буркнул Пашка.

      – Смотри-ка! – протянул дядя. – А если бы тебя русским называли? Да хоть русаком? Обиделся бы?

      – Почему? – пожал плечами Пашка. – Они все почти русские. Только Марат татарин. Да Витька цыган.

      – А их обзывают? – прищурился дядя.

      – Обзывали, – вздохнул Пашка. – Только толку мало. Марат сам смеялся, а Витька словно и не слышал. А уж когда вовсе донимали, просто говорил: «Цыган. И что?»

      – И что? – повторил дядя.

      – И ничего! – в сердцах хлопнул приоткрытой дверью уазика Пашка.

      – А ты, значит, заводной, – понимающе протянул Федор. – Смеяться не умеешь. Терпеть – тоже.

      – Никогда не буду терпеть, – процедил сквозь зубы Пашка.

      – Согласен, – задумался дядя. – Терпеть не нужно. Особенно тогда, когда есть такая возможность. Но иногда лучше перетерпеть. Понимаешь? Мудрее нужно быть.

      – При чем тут мудрость? – не понял Пашка. – Меня дразнят!

      – Нет, – помотал головой дядя. – Тебя называют. Обидно, но называют. А ты превращаешь это в дразнилку. Они чиркают спичкой, а ты чиркашок подставляешь. Понимаешь?

      – Я сразу бью, – жестко проговорил Пашка.

      – А они? – прикрыл глаза Федор.

      – Собираются кучей. – Пашка пожал плечами, потер содранные костяшки. – По одному никто не может справиться. Даже по двое. Зовут кого-нибудь постарше.

      – А ты? – монотонно переспросил дядя. – Ловишь обидчиков поодиночке?

      – Никогда! – воскликнул Пашка. – Я только отвечаю. Если с ними кто постарше, бью его. Сразу.