Панакея. Книга 2. Российская федерация. Иштар. Любовь. Татьяна Зубкова

в ветхих креслах мы опять пошли париться. Он вдруг начал целовать меня прямо в сауне. Я ощутила слабый вкус лука, но как-то надо было перенести и это, и ощущение совершенно чужого мужчины, к которому ничего пока не испытываешь. Мы парились и ещё и ещё возвращались друг к другу: он всё в большем восторге, а я как-то почти механически, жалуясь себе самой на почти полное равнодушие к происходящему. Потом я дотронулась до его руки.

      Я до сих пор помню его руки: красивой формы, с не очень длинными, но поразительно чуткими пальцами сапёра и любовника. С мускулистыми сильными предплечьями, обтянутыми белой эластичной кожей, под которой пробегали голубоватые, не обезображенные атеросклерозом сосуды. Его запястье выглядело почему-то совсем не защищённым. А женский инстинкт – сберечь слабое! И я дотронулась до него, после чего весь мир вокруг меня перевернулся и пропал где-то вне нас. Я до сих пор помню его руки, хотя прошло уже столько лет!

      После этого мы пили пиво, к которому наконец от жажды притронулась и я, хотя оно никогда не нравилось мне… с детства. Удивляет такой поворот? Я это о пиве. У моей мамы не было молока для кормления, и папа каждый день приносил его от кормилицы. Я пила, затем полчаса орала и засыпала часов на пять. Однажды он пришёл раньше и увидел, что на столе у женщины стояло бутылок пять из-под пива. Оно ведь молокогонное! Бизнес есть бизнес! Позже приехала из деревни бабушка, и меня перевели «на корову». Родителям стало ещё тяжелее. Центр города, пятый этаж, лето, отсутствие холодильников в ту эпоху развитого социализма. Папа потихоньку подсыпал в молоко соду, чтобы оно быстро не кисло. Потом я выросла и испытывала отвращение к этому пенному продукту.