Динка. Валентина Осеева

маленькой даче было тихо и темно. Стук повторился громче, настойчивей.

      Марина подняла голову с подушки, прислушалась, потом вскочила и, протянув в темноте руки, добралась до постели сестры.

      – Катя! Проснись! Кто-то стучит…

      – Кто стучит?

      Младшая сестра мгновенно открыла глаза и потянулась за спичками.

      – Подожди! Не зажигай! Слушай…

      Мимо террасы прошлепали чьи-то осторожные шаги, заскрипели ступеньки.

      – Это я… Лина, – послышался тихий шепот за дверью.

      Катя сняла крючок. В комнату протиснулась кухарка Лина. Заспанное лицо ее было встревожено.

      – Стучит ктой-то… Открывать али нет?

      – Калитка на замке. Вот ключ. Постарайся задержать. Если обыск, скажи, что пойдешь за ключом, – быстро зашептала Катя, накидывая халат.

      Лина понятливо кивнула головой.

      – Подождите… Надо позвать Никича, – торопливо сказала Марина, – я сейчас пойду…

      – Никича нет, он в городе, – остановила ее Катя.

      – Вчерась еще укатил, – прошептала Лина.

      – Ах да! – вспомнила Марина.

      Все трое смолкли. В тишине было слышно, как кто-то пробует открыть калитку.

      – Подождите волноваться. Может, это просто воры? – глядя в темноту широко раскрытыми глазами, сказала Катя.

      Лина поспешно приперла табуреткой дверь.

      – Коли воры, так запастись бы чем, попужать их…

      У калитки снова раздался нетерпеливый громкий стук.

      – Воры не стучат… Лина, иди задержи, – шепнула Марина.

      Лина широко перекрестилась и вышла. Катя присела на корточки около печки и встряхнула коробок спичек…

      – Марина, где Сашино письмо? Давай скорей!.. Ах, какая ты неосторожная!

      – У меня только одно… единственное… И в нем ничего такого нет, – доставая из-под подушки письмо и пряча его на груди, взволнованно сказала Марина. – Тут нет никаких адресов… Подождем Лину!

      – Глупости… Все равно это надо сделать… В прошлый раз тебя спрашивали, переписываешься ли ты с мужем! Зачем же так рисковать… Давай скорей…

      Марина молча протянула ей конверт… В печке вспыхнул огонек и осветил склоненные головы сестер, смешивая темные пряди Катиных кудрей и светлые косы Марины.

      – Это письмо мне и детям… – с глубокой грустью прошептала старшая сестра.

      Катя схватила ее за руку:

      – Тише… Идет кто-то…

      Ступеньки снова заскрипели.

      – Не пужайтесь. Это дворник с городской хватеры. Самое кличет, – сообщила Лина.

      – Меня? А что ему нужно? Это Герасим? Так зови его сюда!

      – Звала. Не идет. Чтоб и знатья, говорит, не было, что я приезжал.

      – Странно… Что могло случиться? Ну, я иду, Катя. Не разбудите детей, потише.

      Марина накинула платок и вышла. Катя сунула ей в руку ключ. Большая черная тень неподвижно стояла под забором.

      – Герасим! – тихонько окликнула Марина. – Вы один?

      – Один, один. Не извольте сомневаться, – так же тихо ответил дворник. – Мне только слово сказать.

      – Так пойдемте в кухню. Там никого нет.

      Марина открыла калитку.

      Герасим оглянулся и боком пролез на дорожку.

      – Не опоздать бы мне на пароход. Один только ночной идет… Да дело-то в двух словах… может, нестоящее, а упредить надо.

      – Пойдемте, пойдемте.

      Стараясь не скрипеть гравием на дорожке, Марина пошла вперед, Герасим покорно следовал за ней.

      В летней кухне царил мягкий полумрак. Перед иконой Богородицы теплилась лампадка, у стены белела неубранная постель. Под окном стоял чисто выскобленный стол, на плите поблескивали сложенные горкой кастрюли.

      Марина подвинула Герасиму табуретку:

      – Садитесь…

      – Так вот, может, нестоящее дело… – повторил Герасим, застеснявшись. – Может, я зря вас потревожил, конечно…

      – Ничего, ничего… Рассказывайте, – попросила Марина, присаживаясь на Линину постель.

      Герасим осторожно подвинул к ней табуретку; в сумраке забелел ворот его рубашки, блеснули глаза.

      – Вчерась человек какой-то к хозяину приходил… Спрашивал, куда госпожа Арсеньева с детьми выехала. А хозяин меня позвал. Ты, говорит, помогал им, вещи носил: куда они выехали? А я гляжу – человек незнакомый, ну и не стал признаваться. Не знаю, говорю, куда выехали, я только до извозчика провожал. А вы, говорю, кто им будете? А я, грит, ихний знакомый. И сует мне гривенник. Нет, говорю, не знаю. А сам гляжу: человек чужой, – шепотом рассказывает Герасим.

      – А какой он на вид? И что еще спрашивал?

      – Одет ничего, чисто. Под барина вроде. Так, молодой, неказистенький человечишка. Спрашивал еще: бывает ли кто на городской квартире? Живет ли здесь кто? Нет, говорю, никто