Тень, ползи!. Абрахам Меррит

дорогой, – прошептала Элен.

      – Прекрасная мысль, – согласился я с горечью. – Но позвольте вам сказать, что она придумана со мной. Положим, она вполне осуществима. Хорошо, возьмем меня, изобретателя. Если существует восхитительная жизнь после смерти, буду ли я наслаждаться ею? Вовсе нет. Я буду думать: «Это только видение в умирающих клетках моего мозга. Это не объективная реальность». Ничего из происходящего в этом будущем, если оно реально, не станет для меня реальностью.

      – Я буду думать: «О, да, я это очень хорошо придумал, но все же это только умирающие клетки моего мозга». Конечно, – сказал я мрачно, – есть и компенсация. Если я приземлюсь в традиционном аду, я не восприму его серьезно. И все чудеса, вся магия, все волшебство, которые я видел, не более реальны, чем эти видения умирающего мозга.

      Мадемуазель прошептала, чуть слышно, так что понятно было только мне:

      – Я могу сделать их реальными для вас, Алан де Карнак, И небо, и ад.

      Я сказал:

      – В жизни и в смерти ваши теории не могут быть доказаны, доктор де Керадель. По крайней мере для меня.

      Он не ответил, продолжая смотреть на меня и постукивая пальцами по столу.

      Я продолжал:

      – Предположим, например, что вы хотите узнать, кому поклонялись среди камней Карнака. Вы можете воспроизвести все обряды. Можете найти потомка жреца, у которого в мозгу живет древний дух. Но откуда вы знаете, что тот, кто появится на большой пирамиде в кругу монолитов – Собиратель в Пирамиде, Посетитель Алкар-Аза, – что он реален?

      Де Керадель недоверчиво спросил напряженным голосом, будто его что-то сдерживало:

      – А вы что знаете об Алкар-Азе и о Собирателе в Пирамиде?

      Я тоже удивился этому. Не могу припомнить, чтобы когда-либо слышал эти названия. Но они возникли у меня на устах, будто я их давно знаю. Я взглянул на мадемуазель. Она опустила глаза, но я успел заметить в них торжество, как и тогда, когда при прикосновении ее руки я увидел древний Карнак. Я ответил де Кераделю:

      – Спросите у своей дочери.

      Глаза его больше не были голубыми, они стали бесцветными. И были похожи на огненные шары. Он молчал, но глаза его требовали от нее ответа. Мадемуазель равнодушно взглянула на него. Пожала белыми плечами. И сказала:

      – Я ему не говорила. – И добавила с угрозой: – Может, отец, он помнит.

      Я наклонился к ней и коснулся своим стаканом ее. Я снова чувствовал себя очень хорошо. Сказал:

      – Я помню… помню…

      Элен ядовито заметила:

      – Если будешь пить еще, запомнишь головную боль, дорогой.

      Мадемуазель прошептала:

      – А что вы помните, Алан де Карнак?

      Я запел старую бретонскую песню:

      Эй, рыбак, скажи скорей, Царица из страны теней Не проезжала ль здесь верхом На черном жеребце своем Со сворой призрачной у ног?

      Ее не видеть ты не мог.

      Конь ее мчится, словно тень От облака в ненастный день, Как тучи сумрачной копье.

      Дахут Белая – имя ее.

      Наступило