Фокусы импринтинга. Ава Сканич

stanza>

      Последняя волна последнего прибоя

      взметнула наш ковчег и бросила на мель,

      и с дюжиной второй сошли и мы с тобою

      в обетованность, смысл найдя и цель;

      почти рабы, почти что бессловесны,

      и между тварей мечены тоской,

      мы помним всё, и как же бесполезны

      воспоминанья в бытности такой:

      земля безвидна, то есть безобразна,

      и прочности хотя не занимать,

      омыт волною, прах смердит заразный,

      вослед потопу расстилая гать;

      меньшие братья, кроткие, и злые,

      гордынею, как цепью, не дружны,

      и недоверчивы, и счастье, что немые,

      что не мечтают и не помнят сны, —

      они поспешно жизнеутвердятся,

      освоят новый найденный уют,

      мы в сумерках в пещеру будем красться,

      считая дни до стартовых минут;

      и вот он день, а может, это ночью

      родился тот, кто род возобновил;

      я б рассказала всё, родись он дочью,

      и горы показала б из могил;

      но первенец достоин уваженья,

      и память завязав на узелок,

      я ненависть меняю на смиренье,

      и забываю прожитый урок…

      Извилист он, не ученный когда-то,

      не пройденный по вехам от и до,

      наш долгий путь из войн, тоски и страха,

      проверенный не счастьем, но бедой;

      сомнения, – где этой благодати

      сыскать родства не помнящим, и нет

      ни феникса, поющего в закате,

      ни повести запечатлённых лет.

      Эко-экшн

      Пал туман когда на зелёный луг,

      травы все росой понакрылися.

      Птице холодно, зверю холодно,

      человек один холод выстегал,

      холод выстегал да сапожищами —

      пробирается через полюшко,

      топчет травушку юфтью грубою,

      не сафьяновы сапоги мягки,

      а из юфти злой да шершавои.

      Он идёт вперёд да без роздыху,

      рукавицами травы скручиват,

      траву скручиват – да подтянется,

      да шаги его великанские.

      Не задержит поле воителя,

      не страшён туман оку зоркому,

      всё-то видит он, всё-то слышит он,

      шапку сбил на бок, чтоб не падала.

      Он прошёл по полю как зверь большой,

      и гнездо тетерье он вытоптал,

      а и малую мышку серую

      сапожищами он хвоста лишил.

      Мышка плакала, хвост баюкавши,

      и тетёрка ей грустно вторила,

      порешили вдовы, что молодцу

      тот разбой не даром простят они.

      Мышка вскочит как, да помчится вслед,

      вслед за молодцем да невежливым,

      и тетёрка по-да-над полюшком

      наискось летит, крылья хлопают.

      Мышка бросилась в ноги молодцу,

      спотыкнулся он, словно буйный конь,

      спотыкнулся да опрокинулся,

      придавил собой траву шёлкову.

      А тетёрка сбоку накинулась,

      да крылом ему машет в личико,

      шапку сбросила, отшвырнула вдаль,

      и щеку ему расцарапала.

      А и взвыл тогда добрый молодец,

      да и ручками поразмахивал,

      а в штаны ему мышь-негодница

      сухостоя семя подсыпала.

      Обуяла молодца злоба тут,

      он кричит, как вепрь, и ругается,

      а чесотка вмиг расстаралася —

      заняла игрою все пальчики.

      Рукавицы молодец с рук содрал,

      и коряво пальцами чешется,

      и глаза от злости все красные,

      все-то красные, как он бешеный!

      А навстречу рвутся соратники,

      и дошли уже до несчастного.

      И глядят, как тот, шелудивый пёс,

      руки взяв в порты, раскорячился,

      и работает аж до поту всласть,

      и хрипит от жара телесного.

      Поглядевши, соратники плюнули,

      и слова говорили разбойные,

      сапогами топтали болезного,

      и сорвали с него золотой кафтан.

      И остался молодец во поле,

      да один как перст с пясти срезанный,

      и чесался он до сукровицы,

      поминая всех да по матушке.

      Мышка