Филиппа. Бертрис Смолл

В таком случае он абсолютно тебе не подходит! Женщина должна вожделеть человека, за которого собирается замуж. Пусть я была девушкой скромной, но едва смогла дождаться, когда твой отец уложит меня в постель! И, поверь, мне до смерти хотелось заполучить сначала Патрика Лесли, а потом и Логана Хепберна. Неужели не помнишь, какая страсть пылала между мной и Гленкирком?

      – Я считала это чудесным, хотя немного странным, – призналась Филиппа. – Но большинству людей не довелось испытать подобной любви. Они женятся и выходят замуж ради богатства, влиятельных связей и появления на свет наследников. Так считает королева.

      – Вот как? Что же, полагаю, этого может быть достаточно для принцессы Арагонской, которая выходит замуж за короля Англии. Но не для меня и не для тебя, Филиппа, – покачала головой Розамунда, смахивая слезы со щек дочери. – Джайлз обидел тебя, дорогая девочка. Смирись, и когда твое сердце снова успокоится, мы найдем тебе молодого человека, которого ты сможешь полюбить, как любила когда-то я. Ты не королева, Филиппа. Ты всего лишь наследница Фрайарсгейта.

      – Ты не понимаешь! – вскрикнула Филиппа, отстранившись. – Мне не нужен Фрайарсгейт, мама. Я не хочу провести здесь остаток дней моих. Я люблю двор: волнение, состязания, интриги, сплетни, яркие цвета. Для меня это центр вселенной, и я мечтаю остаться там навсегда!

      – Ты расстроена, Филиппа, и сама не знаешь, что говоришь, – спокойно ответила Розамунда. – Как можно отказываться от Фрайарсгейта? Девочка, ты просто не в себе, и сейчас не время это обсуждать… Я пошлю в Оттерли за Томом и твоей сестрой, – решила она, меняя тему.

      – Надеюсь, Бэнон выглядит опрятнее, чем Бесси. И лучше воспитана, – кисло пробормотала Филиппа. – Как ты можешь позволять дочери бегать босиком и валяться в грязи? Она все время проводит на лугах вместе с овцами. Меня овцы никогда не интересовали. Разве она больше не берет уроки у отца Маты?

      – Она куда образованнее тебя, Филиппа, – возразила Розамунда. – Прекрасно знает несколько языков, включая латынь и греческий. И может говорить на голландском и немецком, чего я определенно не умею.

      – Но зачем ей голландский и немецкий? Французский – вот рафинированный язык! Мой значительно улучшился, пока я жила среди придворных. И папа гордился бы мной, ибо это он учил меня говорить. А кто наставляет Бесси в этих грубых и неуклюжих языках?

      – Бесси очень интересуется нашей торговлей шерстью. Она дважды сопровождала меня в Нидерланды. У нас в Амстердаме есть маклер, который отдал нам своего сына в ученики. Мальчика зовут Ганс Стин. Он изучает ткацкое дело и заодно учит Бесси языкам, которые понадобятся ей в торговле с Северной Европой. Вряд ли Бесси когда-нибудь захочет поехать ко двору.

      Филиппа от возмущения потеряла дар речи.

      – Неужели Бесси предпочитает стать торговкой? – спросила она наконец. – О, я буду безвозвратно опозорена, если кто-нибудь узнает, что моя сестра ведет себя как простолюдинка! Неужели ты поощряешь ее? Да,