Часовщик с Филигранной улицы. Наташа Полли

мне его вернуть?

      – Нет.

      Пальцем в белой перчатке Мацумото ткнул в обложку ее книги. На улице Грэйс умирала от жары, облаченная в его пиджак и накрахмаленный воротничок, но Мацумото, похоже, даже не вспотел.

      – «Относительное движение Земли и светоносного эфира». Объясни мне, бога ради, человеческим языком, что такое светоносный эфир.

      – Это субстанция, через которую перемещается свет. Как звук проходит сквозь слой воздуха, или как рябь бежит по воде. На самом деле это невероятно интересно. Это похоже на пропущенные элементы в периодической таблице: математические расчеты показывают, что они должны существовать, но никто еще не смог доказать это экспериментально.

      – Господи, – вздохнул он. – Это до ужаса скучно.

      – Человек, написавший эту статью, почти достиг успеха, – настойчиво сказала Грэйс. С некоторых пор она решила, что ее долг – хоть немного просветить Мацумото в науках. Неловко, когда тебя все время видят в обществе человека, полагающего, что Ньютон – это название города.

      – Его эксперимент оказался неудачным, но лишь потому, что он выбрал недостаточно строгие параметры, и, кроме того, внешние вибрации смазали чистоту эксперимента. Но сам его замысел совершенно блестящий. Видишь вот эту штуку, этот прибор – он называется «интерферометр». Он должен помочь. Если мне удастся соорудить его, внеся некоторые исправления, где-нибудь, где абсолютно отсутствуют вибрации, – например, в каменном подвале колледжа, – это будет просто восхитительно…

      – Я расскажу тебе, что значит «восхитительно», – перебил ее Мацумото. – Это мой законченный перевод «Хякунин иссю».

      – Боже милосердный!

      – Заткнись, Кэрроу, и хотя бы сделай вид, что ты в восхищении.

      Она наморщила нос.

      – Ну давай, покажи.

      Он достал книгу из холщовой сумки. Это был томик in quarto, в симпатичной обложке, и, когда Мацумото раскрыл его, Грэйс увидела, что на одной стороне разворота стихи были напечатаны по-японски, а на другой – по-английски.

      – Все полностью закончено и отшлифовано. Я вообще-то горд. Я напечатал только один экземпляр, тщеславия ради, тщеславия моего отца, я имел в виду. Сегодня я забрал его из типографии.

      Грэйс полистала страницы. Каждое стихотворение состояло всего из нескольких строчек.

      – Посмотри номер девять, – сказал Мацумото. – И нечего строить рожи. Это лучшие образцы японской поэзии, они станут лекарством для твоей сухой математической души.

      Грэйс открыла стихотворение под номером девять.

      Роза успела

      Утратить свой цвет,

      Пока в ленивых мечтах

      Напрасно текла моя жизнь.

      Я смотрю, как падают длинные нити дождя.

      – Не самый впечатляющий пример мужской честности, – сказала она.

      Мацумото расхохотался.

      – А что, если я тебе скажу, что в нашем языке одно и то же слово означает «цвет» и «любовь»?

      Грэйс снова прочитала