Степные рубежи России. Майкл Ходарковский

и культурных отношений этих двух в высшей степени разных миров обусловила особую динамику экспансии России и ее постепенную трансформацию из уязвимого общества фронтира в колониальную империю.

      1. Социология фронтира, или Почему мир был невозможен

      Сто двадцать человек русских прибыли на реку Яик, чтобы обменять свой хлеб на соль и рыбу яицких казаков. Они возвращались в свою деревню в Среднем Поволжье, когда на них внезапно напал военный отряд – шестьсот казахов и каракалпаков. Все русские были захвачены в плен и уведены в рабство, где им предстояло выполнять черную работу. Один из пленников, Михаил Андреев, захватив двух лошадей, сумел сбежать от пленившего его казаха. Спустя пять дней он достиг Уфимского уезда. Здесь, в яицкой степи, он повстречался с отрядом из двадцати башкир, которые вновь захватили его в плен и забрали в свою деревню. На протяжении двух месяцев он был рабом одного из башкир, пока его не выручил русский чиновник, прибывший собирать ясак (дань или налог с нехристианского населения): в уплату за пленника он вручил отделанную серебром уздечку, пару сапог и меховую шапку. Впоследствии Андреев доложил русским чиновникам, что башкиры собираются в набег на русские города и немало русских и чувашей томится у них в рабстве[6]. Это произошло в 1720 году.

      Эта история заставляет задуматься сразу о нескольких вопросах: о том, насколько прочной была власть России над ее так называемыми подданными, о враждебности нехристианского населения страны к властям и о том, как в этих условиях Россия была способна собирать налоги. Но, прежде всего, становится ясно, до какой степени прозрачной была граница со Степью и насколько сложной была ее оборона спустя долгие годы после того, как российское руководство впервые попыталось обезопасить степные рубежи страны. Это обстоятельство существенно затрудняло любые попытки поселиться в регионе и вести здесь торговлю. Подобные истории происходили регулярно. Михаилу Андрееву повезло куда больше, чем многим его соотечественникам, на чью долю выпал куда более долгий плен, не говоря уж о том, что некоторые вообще не вернулись домой.

      На протяжении всего рассматриваемого здесь периода южные рубежи России оставались царством неопределенности, громадным степным простором, таившим в себе опасность для тех, кто осмеливался проникнуть туда или просто жил неподалеку. Даже в середине XVIII столетия, когда Россия стала значительно лучше контролировать свои приграничные земли, российские крестьяне, жившие в порубежной зоне, продолжали обрабатывать свои земли, будучи вооруженными до зубов, и часто ничем не отличались от казаков[7].

      Борьба между Россией и кочевыми народами за контроль над Степью длилась столетиями. Мы знаем только российскую версию этого долгого конфликта. Нам необходимо узнать эту историю и с другой стороны – увидеть ее глазами многочисленных кочевых и полукочевых

6

Российский государственный архив древних актов (далее – РГАДА). Дела по губерниям. Ф. 248. Оп. 3. Дела по Астраханской губернии, 1720–1721. Кн. 94. Л. 55–56.

7

РГАДА. Ф. 248. Оп. 126. Дела и приговоры Правительствующего Сената по Оренбургской губернии. № 135. Л. 91.