Сизиф на вершине. Андрей Гущин

в ветвях

      От возгласов наших нестройных.

      На непроходимых путях

      И тайно объявленных войнах —

      Опять неизвестный солдат

      Свинцом под лопатку ужален.

      При жизни лишённый наград,

      Посмертно с лихвою одарен.

      Кому наши птицы поют,

      По ком второпях умолкают?

      Как будто конечный приют

      Последнюю связь обрывает.

      Сон

      Гремуча праздничная тишь —

      По крыше дождь стучит подковою.

      А ты в две дырочки сопишь

      И башни видишь с Иеговою.

      Ветхозаветная стена

      Зияет свежею промоиной.

      И ни покрышки нет, ни дна

      Неведомо какой убоине.

      Камыш египетский высок.

      Долины зеленеют ровные.

      Облит испариной висок,

      И крылья за спиной огромные.

      «Дух мятётся. Ворон грает…»

      Дух мятётся. Ворон грает.

      И поныне Мировая

      Длится, всё не утихает,

      Дхарма свищет у виска и

      Сердце – язва моровая

      Или яма долговая —

      Повторяет, умирая:

      Эвоэ! Земля сырая!

      «Оставить влажный след в морщинке…»

      Оставить влажный след в морщинке

      Ещё не старой старой девы.

      В её французские косынки

      Щекой зарыться охладелой

      И наблюдать, как мостовыми

      В штиблетах модных и кондовых

      Снуют, что мнимые больные,

      Носители идей бредовых.

      В семье господ равновеликих

      Себе взыскующие места,

      О Бильгамесе с львиным рыком

      Не знающие ни бельмеса.

      «Карпатские горы родили мышь…»

      Карпатские горы родили мышь.

      Признавшись, что быть не могло иначе,

      Взлетай на воздушном повыше крыш,

      Дыши кислородом в камыш казачий.

      Носи наизнанку, навыворот

      Тулупы сомнений, овчины страсти,

      И, зная, что сбудется, наперёд,

      Подыскивай фото в гранитный паспорт.

      Художник

      Как ныне Сологуб уклюжий

      Обосновался в «Волчьей Яме»

      И холст белилами утюжит.

      За ним Подол с монастырями

      Зияет рваными краями,

      Разлоги, ямы и ухабы,

      Хароны, девы с чешуями,

      Великий Гильгамеш с Хумбабой

      И ведьмы киевские следом

      На тайное стремятся брашно.

      Мир снова юн и неизведан —

      Лишь зарисован карандашно.

      «Радуйся, человече…»

      Радуйся, человече:

      В мерзостях не замечен,

      Не одарён парчами,

      Не усыплён речами.

      Крачет над степью кречет.

      Голову вешать неча.

      Корень травы медвяной

      Всякую лечит рану.

      Будет слеза струиться,

      Как по стволу живица —

      Лучших времён предтеча.

      Радуйся, человече!

      Сирокко

      Сирокко морщинит поверхность вод,

      Приносит южную грусть;

      В