Диалектическое рондо. Вадим Максимов

Всех легенд, всех бед и карнавалов

      Он в себе дыхание вместил.

      Вечер нас накрыл голубозвёздным

      Маревом, текущим, как туман.

      Бьёт лунатик по луне замёрзшей,

      Глух её холодный барабан.

      День – для тысяч тысяч. Для бессмертья.

      День бы вылить, выбить, написать.

      Сколько б ни иметь Земле столетий,

      Дней всегда ей будет не хватать.

      1984

      «Глоток – надежды воздух благодатный…»

      Глоток – надежды воздух благодатный,

      А дно – колодец тёмный и глухой.

      За льстивый возглас неживой,

      За каплю славы – злая плата.

      Волной охристой мчалось утро,

      Дремало небо над тобой –

      Ты не глуши хорал минуты

      Сиюминутности трубой!

      Зазвав тебя в пустые дали,

      Она споёт за упокой.

      Глоток – клокочущие залы,

      А дно – измученный покой.

      1984

      Ушедшим

      Посреди друзей блуждая нынешних,

      Предков эфемерных жду порой,

      Хоть прапамять силой не подвинешь ты,

      Всё же ты прапамятью порой.

      Предки травянистый сон оставили,

      Вижу их сквозь синюю страну.

      Сила свода синего не старится,

      Отметя столетий седину.

      Ты, живое облако, порей!

      Давят тучи роковыми плицами.

      Пал пустой горою князь Андрей,

      НА небо смотря аустерлицкое.

      Облака ночей – меха веков,

      Ночь хранит восход в сосуде снов.

      Дни над временами тихо реют,

      Сберегая дар ушедших слов.

      1978–1987

      Неуспокоившееся предание

      Рогами ужаса распят

      Здесь по ночам пацаний взгляд.

      Идёт под пташек перечирк

      Священных будней плановик,

      В хуле покинул свет и дом

      В году великом и глухом.

      А нынче дьявольский посол

      Царём на кладбище пришёл:

      «Объявим комендантский час –

      Не шастать больше по ночам!»

      В официальном сапоге

      Копыто млеет на ноге.

      Ночь – синий газ, и в ней – фантом.

      Двенадцать. И «Маяк» потом.

      «Как!? Довоенный плановик,

      Ты после смерти жив, старик!?»

      – Что ж, языки у нас длинны,

      Да яд – удел твоей слюны!

      Чтоб не бередить наш рассвет,

      Ты вынешь адский пистолет,

      Хоть в жизни света нас уж нет,

      Всё мал тебе один конец!

      Но, злобный труп, не ел ты круп,

      И светом гниль твою сотрут!

      1979–1987

      Цена порыва

      Коль тебе доведётся раз в две сотни лет

      По теченью реки, иль скольженью луны,

      иль полёту цветка,

      Позабыв о себе, и пойти, и искать, и найти

      И омегу, и альфу великой Игры – Игры Игр,

      И подняться на ней, возвышая её –

      за свои и чужие два века вперёд,

      То воздастся за счастье тебе – века два,

      что сойдут в два мгновенья,

      Будет взлёт твой мгновенной небесной

      дугой грозовой,

      А исход твой – нектарным огнём и сияющим

      выдохом неба.

      1994–2016

      «Всё дозволено в мире звезде…»

      Всё дозволено в мире звезде,

      Но запомни, звезда: ты – аскет

      И в пути, и в игре, и в своём бытии.

      Ты – не солнце, родящее мир,

      Ты – лишь зеркальце тихой Земли.

      И лишь там, где светила и свет

      Уравнялись той далью, что разум разит,

      Отраженье рожденью равно.

      1994

      Определённость

      До нас лететь смертельно долго,

      Мы нудной желтизной цвели,

      И дальше звёзд от нашей полки –

      Избушка серая Земли.

      Идти домой из дома долго,

      Но – рядом, если суть нашли

      И свет, и мрак, и солнце Волги,

      И хата синяя Земли.

      1994

      Диалектическое рондо

      Жил-был