Божественный огонь. Юрий Молчанов

поездом поехал отдыхать на юг.

      Экспресс, был необычно пуст – в его купе, кроме Олега, находилась лишь одна пассажирка. Покинув квартиру в спешке, он в купе, к моменту отхода поезда, был занят проверкой своего багажа. Все его имущество заключалось в одном чемодане и сумке.

      Вначале почти не заметил своей попутчицы.

      Но неожиданно она весьма энергично заявила о себе. Вскочив с места, она опустила окно и высунулась наружу, а спустя минуту снова убрала голову с коротким, но выразительным восклицанием:

      – О, чёрт!

      Женщина, Олег считал, должна быть женственной. Он не терпел современных невротичных девиц, с утра до ночи танцующих под джаз, курящих, словно дымовая труба, и употребляющих выражения, которые бросили бы в краску базарных торговок.

      Слегка нахмурившись, Олег взглянул на хорошенькое, нагловатое личико. Он заключил, что девушке должно быть немногим более семнадцати. Без малейшего смущения встретив его взгляд, она скорчила выразительную гримасу и заметила, точно обращаясь к невидимой публике:

      – О, мы шокировали доброго человека! Прошу прощения за мой язык! Весьма не подобает девушке и все такое… Но, о боже, для этого было достаточно оснований! Знаете ли вы, что я потеряла свою единственную собачку?

      – Неужели? – вежливо отозвался он. – Как печально!

      Олег открыл, было рот, но она опередила его:

      – Ни слова больше! Никто меня не любит! Нет, мне не жить! У-у-у! Я уничтожена!

      Она спряталась за журналом. В следующую минуту он заметил, что она украдкой поглядывает на него из-за журнала. Сам того не желая, Олег улыбнулся, а она, отшвырнув журнал, весело расхохоталась:

      – Я знаю, вы не такой болван, каким кажетесь!

      Ее смех был так заразителен, что Мезенцев не смог не присоединиться к нему, хотя и был задет словом «болван». Девушка, безусловно, олицетворяла собой все, чего он терпеть не мог, но это еще не давало ему оснований выставлять себя в смешном свете. Он решил отбросить чопорность. В конце концов, она была весьма мила…

      – Ну вот! Теперь мы друзья! – объявила шалунья. Вот это хороший мальчик!

      – Позвольте мне договорить! Олег хотел сказать, что, хотя он в отчаянии, он мог отлично примириться с ее присутствием. – И он сделал легкий поклон.

      Но эта непостижимая девица нахмурилась и покачала головой.

      – Бросьте! Я предпочитаю «величественное неодобрение»! О ваше лицо! «Не нашего круга», – говорила она. И вы правы, хотя, заметьте, в наши дни трудно сказать что-нибудь с определенностью.

      Слегка наклонившись вперед, она положила локти на стол и заговорила, желая показать себя приятным спутником:

      – Да, прекрасный уголок. Здесь отдыхают сибиряки. Вы, по-видимому, не знакомы с этими местами?

      – Нет, не знаком, – ответил Олег. – Вернее, живу в Сибири, а здесь еще не приходилась бывать.

      – Итак, это ваша первая поездка на море, – заметила она.

      – Меня зовут Олег.

      – А меня Вика. Вот и познакомились!

      А девушка была действительно хороша. Бледное, белоснежное личико ее с легким сквозящим румянцем было окаймлено золотыми волнами вьющихся волос. Они выбивались капризно из-под малиновой, бархатной, унизанной жемчугом шапочки и каскадом падали по плечам; тонкие, брови лежали нежными дугами на изящном мраморном лбу; из-под длинных, ресниц глядели робко большие, синие очи, и в глубине их, как в море, таились какие-то чары, – а носик, рот, и овал личика дышали такой художественной чистотой линий, такой девственной, обаятельной прелестью, какая могла умилить и привыкшее лишь к боевым радостям сердце.

      Одета девушка была в легкий зеленый костюмчик с довольно короткой юбкой.

      Олег сразу оценил это, потому что «мини» идет коротконожкам, такая мода специально выдумана для них, чтобы хоть как-нибудь исправить ошибку природы. Эта же девушка разбиралась в моде, все на ней было ладно, все скромно, но скромность какая-то странная, точно с вызовом. Даже цвет костюма она подобрала так, чтобы он оттенял цвет ее больших синих глаз, отчего они становились словно бы сине-зелеными, напоминали нечто библейское.

      За окнами несутся, мелькают поля, леса, перелески – скромный привет родной земли. Мелькают полустанки. Встречают и провожают деревни. Надвигаются и остаются там, в прошлом, леса, поля реки, люди. Поезд мчится в будущее. Все, что знакомо, – не жизнь. Только новое, пусть опасное, пусть трудное, пусть, пусть мучительное, только оно нужно настоящему человеку.

      Поезд въехал на мост. По широкой реке медленно плывет солнце. Вдоль правого, полого берега пробирается пароход. А на холмах над рекой раскинулся город. Белеет церковь.

      Олег мог неотрывно, часами глядеть в окно и смотреть на горы. А они тянулись все время, то голые, с багровыми прожилками, с синими пятнами, отвесные, словно обрубленные топором, то плотно занятые лесом, таким густым, что ни одного даже прогала не увидишь. И глядя на горы, на эту дикость он думал о будущем. Километры летят назад, как прожитые дни. А дни могут быть прожиты по-разному,