Первый слой памяти. Кир Булычев

ему. У него были большие черные усы и рыжие печальные глаза.

      – Итак, молодые люди, – обратился к нам Лорд. – Вот, присутствующий здесь товарищ Кикнадзе полагает, что мы можем ему помочь.

      – Не мне, – поправил его товарищ Кикнадзе. – Тем, кто ждет помощи.

      Лорд фыркнул. Лорд не терпит, когда его поправляют.

      – Мы должны узнать, – продолжал Лорд после некоторой паузы, – как найти спелеологов. И очевидно, никто, кроме нас, этого сделать не сможет.

      – Никто, профессор, – согласился товарищ Кикнадзе, осознавший свой промах.

      Давид спросил Лорда:

      – Будем готовить установку?

      – Я уже распорядился, – сказал Лорд. – Меня интересует другое – кто будет принимать?

      – Я, – сказал Давид.

      Лорд посмотрел на него в глубоком сомнении. Я понимал Лорда. Давид – мальчик из хорошей семьи, которого много и вкусно кормили в детстве и не заставляли заниматься спортом. Давид получился мягкий, теплый, округлый, но, на удивление родственников, работящий. Он близорук, из-за чего его возили ко всем окулистам Москвы, Ленинграда и чуть ли не Владивостока. Любой другой на месте Давида возненавидел бы медицину, а он, наоборот, полюбил ее. За муки, что ли?

      – Если получится, – сказал Лорд, – то ведь придется туда идти…

      И он обратил свой взор ко мне, из-за чего я непроизвольно расправил плечи. Теоретически у меня в роду все должны были быть долгожителями, но мои дяди и тетушки умудрялись погибать в молодости или максимум в допенсионном возрасте. Они уходили на войну, падали со скал, а один дядя утонул в Атлантическом океане. Мне тоже было суждено погибнуть в молодом возрасте, и никто, кроме меня, в этом не сомневался.

      – А ты как, Гиви, об этом думаешь? – спросил меня Лорд.

      – Я думаю, что можно приступить, – сказал я.

      Давид замурлыкал что-то о своем опыте и готовности… Лорд уже шел к лаборатории.

      – Давид, – попытался я его утешить, – каждому свое, как говорили греки.