На острие. Елена Кутузова

, только подернулись пеплом времени, словно догорающие угли. Но пока не остыли, и не стоит торопиться, ведь месть – это блюдо, которое нужно подавать холодным.

      Где я услышала эту фразу? Кто знает, только сейчас, стоя за спиной мужчины, снова убеждаюсь в её мудрости.

      Пламя трепещет, когда я наклоняю свечу. Расплавленный воск расползается по коже кляксой. Мне не нравится форма, приходится добавлять еще, и еще, и еще, пока он не стекает каскадом по вздрагивающей спине.

      Отступаю, чтобы полюбоваться.

      Дракон уже не кажется таким милым – распахнутую пасть заливает кровь. Ну что поделать, если свеча оказалась из красного воска? Хорошо получилось… Правда не так, как если бы это была настоящая кровь…

      Как на полу моей квартиры.

      Боль возвращается. И тоска. И отчаяние. Хочется вонзить ногти и содрать кусок кожи, до мышц, а потом уже поливать воском их…

      Останавливаю порыв, напоминая себе: месть – это блюдо, которое подают холодным. Оно готовилось слишком долго, потом выдерживалось на льду… Я потратила много времени и терпения, чтобы позволить себе испортить изысканный вкус.

      Поэтому просто провожу пальцем вдоль алой полоски, чувствуя тепло воска. Ниже, ниже…

      Руки, опутанные веревкой, напрягаются. Я проверяю узлы: идеальные, красивые… Ставлю свечу на пол и отступаю, чтобы полюбоваться картиной целиком.

      Мужчина на коленях. Нет, не так. Мой враг – на коленях. Связанный. Беспомощный. И не смеет даже кричать.

      Идеально!

      – Поверни голову!

      Шепот теряется в глубине огромной комнаты. Но он услышал и подчинился.

      Даже это простое движение далось ему нелегко: плечи напряглись, словно мужчина пересиливал себя.

      – Выше!

      Мужчина снова слушается, хотя спина уже деревянная. Чувствую, с каким бы наслаждением он вскочил на ноги и сомкнул пальцы на моей шее. Вон как вонзил их в собственные предплечья, наверняка останутся синяки.

      На миг задумываюсь и прихожу к мысли, что мне это нравится.

      И тут же пугаюсь: в кого я превратилась? Я, та, что могла проплакать полдня над мертвой бабочкой, своими руками мучаю человека?

      Обрываю неправильную мысль: не человека. Убийцу. Тварь, которая отняла у меня все.

      Подхожу тихо-тихо, осторожно ступая босыми ногами. Мужчина услышал и напрягся. Говорят, у слепых обострен слух, может, дело в этом?

      Черная повязка на глазах мешает моей жертве видеть. И мне нравится то, как он прислушивается к каждому шороху, как пытается предугадать…

      Внизу живота становится тепло. Предвкушение – лучшая из прелюдий, а эту придумываю я сама. И отбрасываю мысль заткнуть мужчине еще и уши. Торопиться некуда, времени достаточно… Не стоит отказывать себе в удовольствии провести своего врага по собственным следам. Он испытает все, что испытала я.

      – Тебе нравится? – очередная капля воска падает на середину цветка, добавляя яркости краскам.

      – Все, что угодно моей госпоже…

      Голос… Кажется, я сейчас сойду с ума. Низкий, чуть хрипловатый и прерывающийся… Не от боли или возбуждения. От гнева. Враг вынужден подчиниться, и сдерживает его не шелковый шнур, обвивший тело, а долг.

      – Ты же понимаешь? – шепчу в самое ухо.

      По спине мужчины пробегает судорога. Он чуть выгибается… и это движение не может меня обмануть.

      Обхожу кругом, подношу свечу сначала к лицу, любуюсь на острые скулы, крепко сжатые челюсти, скольжу взглядом по смуглой коже. Грудь пересекают несколько шрамов, но меня интересуют не они и не плоский живот.

      – Выпрямись!

      И снова эти несколько секунд борьбы с самим собой. Они заводят больше, чем все остальное. И не только меня…

      Почему-то хочется, чтобы он почувствовал, куда я сморю. На рвущийся из штанов член.

      ***

      Я столкнулась с ним в дверях кафе, куда мы с подружкой забежали после школы, чтобы слопать по пирожному.

      Огромный, на целую голову выше меня, в идеально сидящем костюме из последней коллекции Керуо. Мы только сегодня её рассматривали – Санька притащила в школу журнал, который ей дали почитать «до вечера».

      Все это я отметила в один миг, а потом до сознания дошла маленькая, но очень важная деталь: в левой руке этот потрясающий мужчина сжимал меч. Тонкий и чуть изогнутый, с оплеткой на длинной рукояти.

      Что саро делает в простой забегаловке, меня уже не интересовало, потому что правая рука потянулась к оружию.

      Бежать было чревато, но остаться значило умереть. Я нашла в себе силы и на подгибающихся от ужаса ногах сумела проскользнуть мимо мужчины, едва не вписавшись в стеклянную дверь, и припустила по улице.

      Сзади слышался топот. То, что это всего лишь стучит в висках кровь, догадалась не сразу. И решилась оглянуться.

      Погони не было. Похоже, саро нашел меня недостойной внимания. Или опешил от такой наглости: какая-то девчонка не