Мой беглец. Стокгольм. Яна Егорова

не перелилось через край. В тот момент, когда он придвинул меня к себе и заставил почувствовать свою дикую эрекцию.

      – Кристоф, я… хочу тебя…

      Люблю его возбужденный рык, а когда этот рык переплетается с требованием и мольбой, сам перевоплощаюсь в зверя.

      – Так в чем же дело? – мой голос тоже сел, а губы пересохли, настолько сильно я сам хотел его, прямо здесь, в моей комнате. В доме у моего отца.

      – Ты… – как будто не поверил в то, что услышал, Белов, – ты сейчас не шутишь?

      – А что нам мешает? – развернулся к нему и с усмешкой посмотрел в его почти черные глаза. Скользнул взглядом по его чуть приоткрытым от возбуждения губам и улыбнулся еще шире. – До ужина у нас масса времени. Ты же закрыл дверь? – не удивился, получив кивок упрямой головы в ответ на свой вопрос.

      Разница в нашем росте поначалу меня очень напрягала. Но со временем, постепенно, как во мне просыпались чувства к этому атлету, мне стало нравиться в нем все. И эта необузданная звериная мощь. И бойцовский дух, присущий мне самому. Мы с ним во многом похожи. Разница лишь в том, что я больше сдержан, хладнокровен, а Белов наоборот, иногда слишком импульсивен. Но теперь мне действительно это нравится. Как-то так получилось изначально, что мы практически равны. И мы оба так считаем. Ни один из нас не принимает полностью доминирующую сторону. Лишь иногда, импульсивность Виктора чуть опережает меня. Как сейчас, например, когда он, не дав мне сделать это самому, вцепился в мою рубашку и нетерпеливо сорвал ее с меня, еще толком не закончив с ней, уже захватил пряжку моего ремня…

      – Белов, ты сумасшедший, – обнажил я свои зубы, потому что от удовольствия и сам уже не мог сдержать счастливую улыбку.

      – А я этого никогда не отрицал! – получил в ответ сияние его глаз. Но любоваться им долго я не собирался. Миллионер избавился и от пиджака, а пока он расстегивал свою рубашку, практически выдирая из нее пуговицы, я толкнул его на кровать. На свою кровать. На которой привык спать в полном одиночестве. И на которой, после того, как сбежал из России, думал о нем и о том, что случилось между нами на даче у маминых друзей.

      Белов упал на спину и боялся пошевелиться, пока я сам, уже оставшись в одних боксерках, не уселся на него сверху, и не склонился над ним.

      – Мы… – еле выдавил из себя влюбленный в своего беглеца идиот, – Кристоф, мы еще… – он с трудом сглотнул, но все же продолжил, – можем остановиться, если ты не хочешь делать это в доме твоего отца. Хочешь – прямо сейчас уедем в любую гостиницу! Хоть куда…

      – Виктор, – улыбка с моего лица исчезла сама собой. Его искреннее беспокойство за мои чувства, взорвало мое сердце, которое теперь выдавало не меньше двух сотен ударов в минуту. – Мы никуда не пойдем. Я хочу… хочу, чтобы ты все время был рядом со мной. Всегда и везде.

      Уголок его мужских губ дернулся, выдав то, насколько мои слова были важны для их хозяина. Я редко говорю о своих чувствах к нему. Это сложно, я не настолько открыт. Но сейчас… пожалуй, я уже готов сказать