Страсть, еда и фламенко. Диего Дон Валенсия

ного издания.

      – Ты должен понимать, на что идешь! – предупредил я, не выдержав натиска. – Я редко придумываю и обычно описываю реальную жизнь.

      – Ага, как же! – со смехом ответил Даня. – Особенно правдива твоя книга «Пепельные незабудки». Все эти ожившие покойницы, разгуливающие средь бела дня, мистические птицы, гробы, всплывающие со дна реки, неприкаянные души, вселяющиеся в живых девушек… бр-р-р! Жуть! Как вспомню, так от страха покрываюсь холодным потом. Ты же знаешь, какой я чувствительный.

      Поясню для несведущего читателя, что речь идет о моей первой пробе пера в жанре готического романа. Книга «Пепельные незабудки» вышла сразу после моего дебютного романа «Солнечная пыль» и явилась своеобразным дополнением к нему. И Даниэль? Прочитав обе истории еще в черновиках, страстно со мной их обсуждал. Но он вообще такой человек – ко всему, что его реально цепляет, подходит именно со страстью.

      – Значит, ты не возражаешь, если я опишу тебя правдиво? – все же уточнил я.

      – Так ты же приукрасишь! – предположил Даня. – И выведешь на страницах новой книги обаятельного красавца, высокого, стройного, спортивного, этакого альфа-самца, окруженного прекрасными женщинами и живущего беспечно и роскошно. Ведь так? И voila!

      Хочу отметить, что «вуаля» – любимое словечко Даниэля, он его часто употребляет и этим ставит как бы жирную точку в своих рассуждениях.

      – Не забывай, я твой единственный настоящий друг! – добавил он и приподнял брови, глядя на меня со значением. – И ты напишешь так, чтобы мне было чем гордиться.

      Я не выдержал и рассмеялся.

      – Если что, я могу и на дуэль тебя вызвать! – задорно добавил Даня.

      – Вот так и сочиняй книги о лучших друзьях, – заметил я и вздохнул.

      – Так ты согласен, Диего?! – обрадовался он. – Тогда начинай скорее и не отвлекайся! А уж я помогу, чем смогу, расскажу без утайки, о чем бы ты меня ни спросил. И можешь не стесняться, я без комплексов, так что описывай мою жизнь во всех подробностях, но, конечно, имена девушек – а ты, как никто, знаешь, что у меня их было немало, – лучше изменить.

      Я глянул на сияющее лицо Даниэля и понял, что он не шутит и реально настроен на обнародование историй, произошедших с ним.

      – Хорошо, – после паузы сказал я. – А черновик дам тебе для прочтения.

      – Супер! – восхитился Даня. – Буду ждать с нетерпением.

      И я засел за это произведение. Отлично зная, чем живет мой друг, сразу дал название: «Страсть, еда и фламенко». На что Даниэль отреагировал шуткой:

      – Да это же завуалированное «секс, наркотики и рок-н-ролл»! О да, это про меня! Конечно, наркотики я не употребляю и вообще против их использования, но еда оказывает на психику почти такое же воздействие, как и они, так что в точку!

      – Знаешь, я таких аналогий не проводил, название пришло само, – ответил я.

      – Это твоя интуиция подсказала! – не унимался Даня. – И мне очень нравится, что книга обо мне будет называться именно так.

      Дорогой читатель, ты держишь в руках это издание. И мы с Даниэлем очень надеемся, что истории тебе понравятся.

С любовью, Диего Дон Валенсия.

      История первая. Катрина и карпаччо

      Даниэль бродил по залам венецианской Галереи Академии в задумчивом настроении. Он никак не мог сосредоточиться на картинах, внимание оставалось рассеянным, мысли – туманными, бесценные шедевры Джорджоне, Чима да Конельяно, Тициана, Тинторетто и других прославленных мастеров как бы проплывали мимо его взгляда, не цепляя. К тому же было непонятно, по какому принципу размещались полотна – ни тематические, ни хронологические каноны не были соблюдены.

      Но заметив на табличке фамилию Беллини и мгновенно оживившись, Даниэль остановился возле исторического полотна «Процессия на площади Сан-Марко». Он смотрел на вереницу монахов в серых рясах, на тщательно выписанную на заднем плане кампанилу Святого Марка, на яркие вкрапления красных одеяний членов братств и восхищался переливами охры, коралла и белил, особо не вникая в сюжет картины. Его занимало сочетание цветов, он никак не мог сопоставить палитру этой картины с розовато-персиковым оттенком классического коктейля «Беллини». Даниэль был фанатом еды, обожал аутентичные рецепты, старался приготовить собственноручно заинтересовавшие его блюда и напитки и часто жалел, что поддался уговорам отца и поступил на факультет журналистики Мадридского университета, а не выбрал какой-нибудь кулинарный колледж. Он мечтал открыть оригинальный ресторанчик, но пока не определился с идеей будущего заведения, так как был всеяден, любил пробовать что-то новое и жадно и неустанно познавал кухни мира.

      «Коктейль был изобретен именно в Венеции знаменитым Джузеппе Чиприани и назван в честь Джованни Беллини, – припоминал Даниэль, глядя на процессию монахов на переднем плане картины. – И как все гениальное, прост и изыскан: всего-то персиковое пюре и игристое просекко. И voila! Обессмертил и себя и художника».

      Даниэль склонился к табличке сбоку картины.

      – О, так это не Джованни,