«Князья, бояре и дети боярские». Система служебных отношений в Московском государстве в XV–XVI вв.. Михаил Бенцианов

фактором «при назначении тех или иных лиц в число боярских советников»[26].

      Мнение о доминирующем значении родового начала и родовой общности в среде боярства XIV–XV вв. подспудно сохраняется в трудах современных российских историков, а признание приоритетного значения в политической борьбе родовых (клановых) связей имеет широкое распространение в зарубежной исторической науке. Основой для него является перенесение сложившихся к середине XVI в. местнических традиций на реалии более раннего времени[27].

      Именно род выдвигался в качестве исходной единицы, объединяющей различные фамилии при составлении родословных книг. Положение в системе родового старшинства определяло местнический и служебный статус и отражалось на карьерном продвижении. Распространенным для середины XVI–XVII вв. было стремление служилых людей сохранить и увеличить размеры наделов в родовых вотчинах. Естественным кажется желание историков удревнить эти традиции, находя их истоки в отношениях более раннего времени. Бытование в течение нескольких столетий родовых отношений среди владетельных князей Рюриковичей Северо-Восточной Руси, рассматривавших доставшиеся им княжества как коллективное достояние, является достоверным фактом (княжеские «дольницы», совместное управление столицей княжества и т. д.)[28].

      Забывается, что первые родословные росписи, фиксирующие представителей боярских фамилий, появляются лишь в 90-х гг. XV в. Их структура отличалась неразвитостью, а охват членов перечисляемых родов был далеко не исчерпывающим. А.А. Зимин высказал ряд критических замечаний о раннем возникновении местнических отношений, показав их изначально служилый, а не родословный характер[29]. Понятие родового землевладения применительно к боярским фамилиям отличалось высокой степенью условности. Долгое время представители боярских родов с легкостью расставались с наследственными владениями: продавали, меняли, отдавали в приданое и делали вклады в монастыри, без учета возможных интересов своих однородцев[30]. Последние выступали в актах XV в., скорее, в качестве пассивных свидетелей, соседей-землевладельцев. Родственные связи, за редкими исключениями, проявлялись на уровне одного-двух колен (семейные связи) и редко осознавались при более отдаленном родстве.

      Положение князей и бояр в удельное время существенно отличалось. В последнем случае не существовало значимых политических и экономических предпосылок для поддержания традиций родового единства. При разделе того или иного княжества в руки наследников переходили не только земли, но и сами бояре, которым приходилось служить при дворах князей-соперников, часто откровенных врагов. Во время Феодальной войны многие фамилии имели представителей при дворах различных князей. Показателен случай с Филимоновыми. Я. Жест был боярином и дворецким у Юрия Звенигородского, а его сын М. Русалка и дядя Семен Филимонович

26

Веселовский С.Б. Исследования… С. 7–8; Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV – первой трети XVI в. М., 1988. С. 304–305.

27

И.Б. Михайлова характеризовала кадровую политику Ивана III: «Следуя законам местничества, он возвышал старшие ветви боярских фамилий, ущемляя при этом сподвижников отца» (Михайлова И.Б. Служилые люди Северо-Восточной Руси в XIV – первой половине XVI века. СПб., 2003. С. 379). Kollmann N.S. The boyar clan and court politics: The founding of the Muscovite political system // Cahiers du monde russe et soviétique. Vol. 23. № 1. Janvier – Mars. 1982. P. 5–31.

28

Кобрин В.Б. Власть и собственность. С. 77–78; Назаров В.Д. Служилые князья Северо-Восточной Руси в XV веке // РД. М., 1999. Вып. 5. С. 175–196.

29

Бычкова М.Е. Родословные книги XVI–XVII вв. как исторический источник. М., 1975; ПСРЛ. Пг., 1921. Т. 24. С. 230–232. Эти родословные составлялись, вероятно, в разное время, начиная с первой трети XV в. Зимин А.А. Источники по истории местничества в XV – первой трети XVI в. // АЕ за 1968 г. М., 1970. С. 109–118.

30

Целая белозерская волость Ерга, например, «вышла» из рода Монастыревых в виде приданого дочери Дмитрия Александровича.