Клуб сочинителей эротики. Главы и интермедии. Светлана Богданова

медленно опускался на сцену, как бы плавая в этом густом снегопаде, челеста тем временем дополнилась скрипками, потом ударными, наконец, духовыми, и когда шар замер на сцене, все снова смолкло. И в тишине зазвучала арфа.

      Кириллу показалось, что это был Чайковский, но на самом деле, это был какой-то дьявольский микс, нарезка, смешение самых чувственных классиков – и того же Чайковского, и Брамса, и Бетховена, – звуки то волновали, то успокаивали, словно повинуясь ритму летящего снега.

      Оранжевый шар, тем временем, дрогнул. Со странным звуком, напоминавшим тот, который издает упавший на землю спелый плод, он разделился на дольки и стал медленно раскрываться. И взорам публики, сидевшей вокруг сцены, предстало самое откровенное зрелище. В каждой дольке располагалась мягкая оранжевая, как и сам апельсин (а это был именно апельсин) кушетка. На кушетках возлежали женщины, плечи и головы их были скрыты яркими, будто бы сочными, волокнами, имитировавшими мякоть фрукта. Зато нижние части их тел можно было рассмотреть, и рассмотреть подробно: циркачки лежали, широко разведя в стороны ноги. Поначалу это было не так очевидно, ведь первое время, разделившись на дольки, апельсин еще крутился. Наконец, он замедлился. И вдруг, сверху, из-под купола, на сцену стали рывками спускаться мужчины-акробаты в сверкающих фиолетовых трико. Одежда плотно облегала их мускулистые тела, и было очевидно, что они довольны предстоящим выступлением заранее».

      «Что это значит, довольны предстоящим выступлением заранее?» – перебил Максима Председатель.

      «Значит, что у каждого из них стоял», – с достоинством ответил Максим.

      «Хм…» – задумался Председатель.

      «Ты ходишь по грани. Осторожнее», – заметил Секретарь.

      «Я держу себя в руках», – спокойно кивнул Максим. – «Мне продолжать?»

      «Продолжай», – сказал Председатель. И Максим продолжил.

      «Сложность трюка заключалась в том, что, как отмечалось в программке, циркачки были невероятно «опытны», а потому «самое обыкновенное воздействие» на них не производило никакого впечатления. Акробатам следовало показать немало трюков и применить ловкость рук и сложнейшие приспособления – сверкающие трости, греющие шары, свистульки с наконечниками из роскошного меха – фиолетового, как и трико акробатов, – чтобы добиться хотя бы какого-то результата.

      А добиться результата им предстояло в течение всего нескольких минут, на которые музыка смолкла, и, по цирковой традиции, сложный номер был отмечен долгой, но все же не такой долгой, как некоторым хотелось, барабанной дробью.

      Циркачки, возлежавшие на роскошных апельсиновых кушетках, дойдя до нужного состояния, выпрастывали из оранжевых волокон руки и дергали за золотистые шнурки. В этом случае, долька освещалась отдельной праздничной гирляндой, а фиолетовый акробат, подбросив вверх весь свой необыкновенный арсенал, отходил от апельсина и, пройдясь по сцене колесом, замирал под все еще падающим сверкающим снегом в торжественной позе, подняв правую руку и отставив вбок мысок левой ноги. Всякий раз, отмечая победителя, зал бурно аплодировал.

      Наконец, остался один акробат, которому никак не удавалось закончить трюк. Барабанная дробь стихла. Из апельсина послышались стоны. И, наконец, циркачка дернула за шнурок, и ее долька «Заводного апельсина» осветилась сотней крошечных лампочек, а зал взорвался овациями.

      Акробаты стояли по кругу и медленно приседали, кланяясь и обращая внимание публики на свои тонкие облегающие костюмы. Публика же визжала, топала ногами и свистела от восторга. И вот, акробаты синхронно взмахнули руками и вытащили откуда-то огромные шелковые платки – алые, завораживающего цвета, особенно впечатляюще смотревшегося на фиолетовом фоне. Платки эти немедленно и лихо были замотаны вокруг бедер, и все трико одновременно точно взорвались на мощных мышцах акробатов. Теперь на поджарых загорелых телах циркачей оставались лишь восхитительные яркие повязки. Апельсин снова закрутился, и в конце концов каждый акробат подскочил к приблизившейся к нему дольке. Оказавшись на кушетке, красавцы сорвали с себя этот последний лоскут материи, и овладели ожидавшими их женщинами – красиво изогнувшись, под невероятную музыку романтиков.

      Зрители сошли с ума»…

      «Овладели. Не слишком ли откровенно?» – перебил Максима Секретарь.

      «А что ты предлагаешь?» – поинтересовался Председатель.

      «Может быть, они закончили номер с ожидавшими их циркачками?» – предложил Секретарь.

      «Может быть… Штраф?» – спросил Председатель.

      «Ну, небольшой. Тысячи рублей хватит», – кивнул Секретарь. И добавил: «С учетом поправки».

      «Согласен», – вздохнул Максим.

      «Что там дальше? Ты дописал?» – продолжил Председатель.

      «Я дописал, но теперь, раз вы меня штрафанули, кое-что бы подправил, прежде чем это показывать нашему собранию», – признался Максим.

      «Очень хорошо. Да, хорошо», – закивали и Секретарь, и Председатель. Все это время те, кто находились за круглым старинным столом, сделанным