Омикрон. Андрей Ливадный

жестокость.

      Храни вас бог… – подумал он, когда стартовые катапульты выстрелили в космос пять десятков космических истребителей.

* * *

      Заняв кресло пилот-ложемента в кабине «Фантома», Семен Шевцов внезапно оказался наедине с самим сбой.

      Обзорные экраны рубки управления показывали длинный ствол стартовой шахты, вдоль которого с равными интервалами пробегали трепещущие цепочки алых огней, свидетельствующих, что механизм запуска еще не готов.

      Он не стал опускать дымчатое забрало гермошлема, пока что в этом не было нужды, лишь машинально подключил оптико-волоконный кабель интерфейса в соответствующий ему разъем пульта управления, соединив тем самым свой разум с кибернетической системой истребителя.

      – Доброе утро, пилот.

      Бестелесный голос вплелся в мысли – это электронный мозг «Фантома» приветствовал подключившегося к нему человека.

      Процедура была обычной, Шевцов сотни раз испытывал подобный контакт и не придал особого значения прозвучавшей в его сознании фразе.

      Разум Семена еще не научился отделять новую реальность от процессов, происходивших с ним до пробуждения, и потому все сливалось воедино, без болезненного сбоя, без ощущения разрыва с одной вселенной и вхождения в другую.

      Для осознания этого нужны чувства, а они все еще дремали под хрупкой наледью безэмоционального прошлого.

      Что-то должно было разрушить, сломать этот лед.

      Смутное беспокойство, едва уловимая неуверенность не могли совершить глобального переворота в сознании. Для этого нужно было что-то большее…

      Томительно текли секунды ожидания команды, разрешающей старт. Монотонно вспыхивали и гасли цепочки кроваво-красных огней, и в эти минуты Шевцов вдруг вспомнил о сложенном вчетверо листке, который он положил в карман униформы. Интересно, что она писала? – подумал он. Перед его внутренним взором возник образ девушки, склонившейся над низким столиком.

      Это было легко узнать. Машинально расстегнув нагрудный клапан боевого скафандра, ровно настолько, чтобы можно было просунуть руку, он на ощупь коснулся кармана униформы.

      Достав плотный пластбумажный прямоугольник, Шевцов вновь тщательно загерметизировал скафандр, машинально включил тестовую проверку экипировки и только после этого развернул сложенный вчетверо лист.

      Строки, написанные крупным, по-детски неуверенным почерком, оказались тремя незавершенными четверостишьями.

      Семен несколько раз перечитал их, пока смысл написанного медленно пробивался сквозь слои его рационального сознания, постепенно находя логический отклик и вдруг…

      Чиста, как снег, твоя душа…

      Сон повзрослевшего младенца,

      Проистекает не спеша,

      В такт криогенным ритмам сердца…

      Лишь резкий ультрафиолет,

      Змеится по чертам застывшим…

      Взрослеет разум средь тенет,

      Несущих байты псевдожизни…

      Но