Хроника отстрела. Алексей Владимирович Баев

бственной шкуре. Нет, он не скрывался от судебных приставов, не отказывался от уплаты алиментов и счетов за услуги ЖКХ. Он вообще не имел долгов. Разве что один единственный. Перед Родиной. Отдать который ему в своё время помешало банальное плоскостопие.

      Бердялин в начале девяностых, когда родной завод перестал оплачивать труд своих работников, каким-то чудом устроился кассиром в мелкий банчок, неожиданно организовавшийся на недвижимой базе заводской столовки. Олег Андреевич, надеясь пересидеть год-другой в кондиционированной атмосфере кассового зала, чтобы позже, когда всё наладится, вернуться в родное ОКБ, задержался за купюросчётной машинкой на два десятилетия. А что прикажете делать? Завод тихо ахнул и загнулся, разместив в чревах мёртвых цехов своих торговые центры, рестораны быстрого питания, кинозалы, пропахшие попкорном, и даже невиданное досель в провинциальном Солитёрске чудо – аквапарк с настоящей морской волной и разноцветными пластиковыми горками, напоминающими индивидам, склонным к диалектике, спиральные витки мировой истории.

      Банчок же, пройдя тяжкий путь финансового озверения, всем на удивление пережил и инкомы с менатепами, и мрачные августовские дни девяносто восьмого, выдержал, выдюжил, залез под тёплое жирное седалище каких-то борзых то ли газовиков, то ли нефтяников, и стал довольно крупным и уважаемым банком. С филиальной сетью по всей стране и отделениями в привычно-провинциальных ныне Лимасоле, Гибралтаре и Лондоне.

      Но Олег Андреевич карьеры не сделал. Хотя мог. Пока более беспринципные коллеги его перепрыгивали с условно-мягких дерматиновых стульев на велюровые, а затем и в кожаные кресла на колёсиках, карабкались по лысеющим головам неудачников и скользким от слюней и неправедного пота ступеням карьерной лестницы сначала на второй этаж – в отделы, потом на третий – в правление, Бердялин продолжал скромно сидеть за бронированным стеклом этакого аквариума, неспешно считая чужие банкноты. Правда, лет десять назад к должности «кассир» в его трудовой книжке дописали сомнительно-гордое слово «старший», а ещё пятилетку спустя облагодетельствовали списанной из гаража по остаточной стоимости непрестижной ныне фиолетовой «волгой» предпоследней модификации.

      Вялотекущая семейная жизнь Олега Андреевича, словно продолжительная болезнь, мало того, что радостями баловала редкими и уныло-условными, так и закончилась серьёзными осложнениями. Супруга, которой надоело терпеть рядом со своим телом «дешёвую тряпку», подалась к «настоящему мужику» с подсушенным на лесопилках торсом о пяти синих куполах с крестами, стыдливо выглядывающими из-под растянутой несвежей майки. Ушла, неверная, прихватив с собой сына, которого немедленно определила в суворовское училище, дабы оглоед не путался под ногами во время обещающего затянуться медового месяца. Ну и, до кучи, оттяпав квартиру. Нет, понятно, что «ушла» – громкое слово, не имеющее с фактическим положением дел ничего общего. Вынужден ретироваться был как раз сам Бердялин. Если уж быть до конца откровенным, Олег Андреевич с законных квадратных метров подвергся изгнанию с применением грубой физической силы тем самым «настоящим мужиком» по имени Леонтий, что следующие полгода занимал место возле тела бывшей супруги, а потом… Впрочем, о «потом» и речь пойдёт потом. Потерпите немножечко, хорошо?

      Пока же всё шло своим чередом.

      В безумных водоворотах неурядиц наш кассир мог сгинуть вполне себе. С его-то неприспособленностью к жизни. И если б не воистину счастливый случай, толкнувший под колёса троллейбуса родную бердялинскую тётку, не имевшую наследников кроме самого Олега Андреевича, даже не ясно, куда б он отправился жить-бытовать. Мож, на чердак какой, а возможно и в зловредно пахнущий метанами канализационный люк – с зарплаты кассира-то, пусть и в процветающем банке, на квартирку не скоро накопишь. Однако всё что не делается, как известно, к лучшему. Унаследованная однокомнатная квартира в центре, освобождённая с помощью вмешательства так вовремя подоспевшего общественного транспорта, насущный вопрос со средой обитания решила в течение трёх секунд. Живи б, казалось, и радуйся счастливым стечениям…

      Нда… Считать чужие деньги – занятие неблагодарное и в высшей степени неблагородное. Характер портится. Жутко.

      Может быть, это обстоятельство, может, жизненные пертурбации, но, вероятнее прочего, дремавшие досель в душе мелкие бесы, довольно быстро превратили Олега Андреевича в человека угрюмого и злопамятного. Нет, на людях-то он по-прежнему выглядел спокойным и дружелюбным, этаким лишённым стяжательных амбиций интеллигентом в воображаемой шляпе, завсегда готовым ответить на любую полученную пощёчину подставой второй щеки. Похвально, конечно, с точки зрения занимательной теологии, но в обществе, где все друг другу давным-давно волки с крокодилами, не очень выгодно и чревато сердечными коликами.

      Изо дня в день глядя с той стороны стекла на толстосумов, что несли в банк на депозиты чемоданчики, чемоданы, а порой и чемоданища с банкнотами твёрдых валют и крупных достоинств, Олег Андреевич – раньше спокойно, а теперь с какой-то внутренней яростью – вопрошал к равнодушным небесам: ну почему я должен считать их деньги? Отчего не наоборот? И запечатлевал образы наиболее привилегированных клиентов