Брачная ночь в музее. Дарья Калинина

азартным. В интерес дети входили по мере продолжения игры. И если вначале игроки выглядели скорей озадаченными, чем довольными, то, уже сделав первые несколько ходов, оживлялись и совершенно преображались.

      Они теперь были не Колями и Петями, они были лихими всадниками с саблями на изготовку, участниками сражения, сами выстраивали свою стратегию, от действий каждого зависел успех или провал всей операции. Дети входили в азарт, радостно кричали и прыгали по клеткам, переправляясь через свежевскопанные пашни и речные броды и разыскивая штаб противника. Они приветствовали удачный ход своих и чуть ли не плакали, когда им доводилось проигрывать.

      Что же, пусть это нельзя было хоть в какой-то мере назвать научной работой, которую полагалось вести Андрею, но зато было полезно для репутации музея и, конечно, привлекало в него новых маленьких посетителей. Но Веня и такого дела не делал. Возиться с детьми ему было так же противно, как и слушать Глеба Михайловича. Свои экскурсии Веня проводил с такой рекордной скоростью, что скоро это стало выглядеть просто неприличным. Даже школьники бывали ошарашены, когда через четверть часа им уже объявляли, что они свободны и могут отправляться по домам. Но Вене все сходило с рук. Никто не заставлял его утруждать себя, просто Глебу Михайловичу велели подходить к середине экскурсии и принимать экскурсантов на себя.

      – К середине! Как же! Да он уже через десять минут готов от них сбежать! Оставшиеся пятьдесят минут я их по залам вожу!

      Таким образом, зарплату платили Вене, а всю работу за него вел Глеб Михайлович. Хотя у старика и прежде было полно своей собственной работы, которую с ним, по идее, и должен был бы разделить Веня. Но последний никак не хотел уразуметь этот простой факт.

      Время шло, и напряжение между наставником и его непутевым учеником нарастало. Глеб Михайлович сделал Вене несколько замечаний, после которых Веня стал уже открыто манкировать своими обязанностями. Отныне он считал себя свободным от всех обязательств и при встрече смотрел куда-то в сторону и мимо Глеба Михайловича, не слушая и не замечая старика.

      А иногда поведение Вени перерастало в откровенную грубость, когда Веня вставал прямо посредине неоконченной фразы своего наставника и уходил прочь, ясно давая всем вокруг понять, что Глеб Михайлович для него пустое место, его словно бы и нет, он не существует. И если пока что Веня и готов признать существование старика, то лишь в том небольшом объеме, годном для того, чтобы написать для Вени сносную диссертацию. А потом Глебу Михайловичу полагалось тихо и мирно отойти в сторону, на сей раз уже окончательно исчезнув с глаз Вени.

      Сотрудники музея все замечали, жалели Глеба Михайловича и шушукались между собой:

      – Не повезло старику.

      – Вот так всю свою жизнь отдашь работе, а потом из-за какого-то хлыща, у которого папенька в министерстве сидит, тебе пинок под зад, и отдыхай на пенсии.

      Ксюша выразилась ясней всех:

      – Глеб Михайлович у нас просто герой! Ему впору орден давать за