Палитра дней. Александр Ушанов

вский посох стоял в углу, а красно-белая шапка свисала с подоконника.

      – Взаимно, Сань, взаимно. Как-оно-ничего? Хочешь конфетку? – и он зашарил в большом мешке с подарками, лежащем рядом с ним.

      – Да нет, спасибо. Экономлю желудок для праздничного застолья. Сам-то как?

      – Устал. Четвёртая «ёлка» сегодня. Ну, да ничего: сейчас отыграю и свободен. До завтра… А завтра снова «ёлочки». И так до двенадцатого числа… Уф-ф!

      Он всё-таки достал из мешка конфету и протянул мне:

      – Бери! Дедморозовская, новогодняя. Удачу принесёт. Как съешь – желание сбудется.

      – Ну, если так…

      – А ты верь-верь! Обязательно сбудется!

      – Пап, выход! – заглянула в гримёрку Снегурочка.

      – Иду, Наталья! – поднялся Дед Мороз, застёгивая шубу и подбирая мешок и посох. – Ну, я двинул, а ты подожди, если время есть. Скоро буду…

      – Да я – мимоходом. Поздравить – и дальше. Тоже дела.

      – Ну, как знаешь…

      «Как знаешь…» Если б знать?..

      Снег тихонько похрустывает под ногами. Кругом – весёлые лица, возбуждённые ожиданием встречи Нового Года, разноцветные гирлянды и яркие надписи «С Новым Годом!», «С Новым…», «С Новым…»

      Годом больше. Годом старше. Ещё один год жизни. Ах! Сколько вас уже промелькнуло!.. А помнятся не все. Помнятся… Нет… ПомнИтся!..

      Я обнимал тебя в танце в сумраке новогоднего застолья, когда в твоих глазах загадочно отражались огоньки ёлочной гирлянды, а мелодия игриво выплёскивалась из телевизора, как пена шампанского за столом. Твои матовые, словно мраморные плечи блёстками перерезали бретельки вечернего платья, и я с опаской придерживал тебя руками, чтобы невзначай не коснуться обнажённой шеи, спины или плеча прохладной рукой. А ты улыбалась и ворковала какую-то чепуху про Ольгу и Галку, Андрея и Серёжку, гомонивших за столом… И мне казалось, что сейчас затихнет кружение танца, и всё замрёт, и ничего не будет, и всё исчезнет, как наваждение, как сон, и я зажмуриваю глаза в непонятной тревоге и останавливая этот вихрь танца… И боюсь… Боюсь открыть глаза, в которые рвётся свет, но открываю…

      Белый снег и яркие афиши «С Новым Годом!» И рвущийся ввысь, словно ракета, купол Театра Кукол. И весёлые голоса из-за готики окон:

      «И слышны повсюду веселье и смех!

      Российские дети – счастливее всех!»

      Кисть руки без перчатки озябла, и я с трудом разжимаю её. На ладони – конфета, подаренная Дедом Морозом. Непослушные побелевшие пальцы с хрустом разворачивают фантик, и горечь шоколада вызывает в памяти мягкий блеск твоих глаз с отражением ёлочных гирлянд…

      Спасибо, Дед Мороз – Кондраков! Я верю – сбудется!

      В Татьянин день

      Январский студень студит стужа.

      И я принёс домой мороз –

      Растаявших снежинок лужа,

      А для тебя – букет из роз.

      Накроем столик у камина,

      Пить будем терпкое вино.

      Угли, как дольки апельсина,

      Легли загадочным панно …

      Достанешь карты с полки пыльной,

      Раскинешь колдовской пасьянс …

      Во мне дурман совсем не винный –

      Я от твоей улыбки пьян.

      И Парки* замерли в томленьи,

      В руках – Судьбы веретено:

      Оно связало все мгновенья

      Любовью в цельное звено !..

      __________________________

      *Парки – три богини судьбы (лат.)

      В день Святого Валентина

      От «валентиновок», как брызги:

      Смех, поцелуи и цветы.

      Слова «Люблю тебя!..» – повисли

      Над пёстрым миром суеты.

      Пусть сумасбродны мы, но разве

      Я лёгкий твой забуду смех?

      Такой весёлый, словно праздник,

      Такой пушистый, словно снег!

      У февраля ведь – не хватает…

      Немного дней… до полноты,

      Но лишь глупец не понимает,

      Что ты и я… что я и ты…

      И от признаний – вспыхнет солнце,

      Зардевшись в стае облаков,

      И Валентин нам улыбнётся –

      Немного грустно… но легко!

      Первый снег

      Ты – похож на лист бумаги чистой.

      Ты – холодный, словно бездна звёзд.

      Ты – в крупинках блёск лучистых.

      Ты – застывший ливень слёз.

      Ты затих немым вопросом,

      Чистой первою любовью,

      Вызовом перчатку бросил,

      Расстелившись в ноги новью.

      Ах, и сам я весь в тревоге,

      Не отвечу без запинки –

      По