Нездешние. Роберт Джексон Беннетт

у них, что ли? – тихо бурчит Ди.

      Норрис, откашлявшись, выдавливает:

      – Ага.

      Он делает звук громче, и песня заглушает вопли из лощины.

      Ди прав – это марафон, и следующим номером идет «Долина слез», а за ней – «Я меняю всех, кто меняется». Вопли не умолкают, пока трое мужчин слушают радио, сглатывают, потеют и временами хватаются за головы. В машине все острей пахнет влажным страхом.

      Затем неземной свет за дорогой гаснет. Люди переглядываются. Норрис выключает радио и обнаруживает, что вопли прекратились.

      Когда последние лучи септической желтизны вытекают из сосен, дальше по плоскогорью загораются десятки других огоньков. Это обычные офисные лампы, свет множества стоящих на горе строений. Как будто все они питаются от общего источника, который был отключен, а сейчас снова подключился.

      – Ну, черт меня побери, – говорит Циммерман. – Он не соврал. Лаборатория снова здесь и работает.

      Минуту все трое в потрясенном молчании разглядывают огоньки на горе.

      – Позвонить Болану? – предлагает Норрис.

      Циммерман берется за мобильник, но, передумав, говорит:

      – Давайте сперва заберем тело.

      – А это не опасно? – спрашивает Ди.

      – Все уже кончилось, – заверяет Циммерман, но полной уверенности в его голосе не слышно.

      Сперва никто не двигается. Затем Циммерман открывает свою дверцу. Помедлив, остальные нехотя следуют его примеру. С обочины дороги они всматриваются в водопад, теперь совсем темный. Никаких признаков, что там произошло что-либо необычное. Только плеск воды, шорох сосен и розоватый свет луны.

      Наконец они перелезают за ограждение и с опаской ползут вниз. На спуске Норрис бросает последний взгляд на огоньки.

      – Знать бы, кого оно сюда привело, – тихо говорит он.

      Циммерман сердито шикает, словно деревья могут подслушать, и дальше люди движутся в темноте молча.

      Глава 2

      Моне Брайт доводилось бывать на затрапезных похоронах, но эти, признаться, брали первый приз. Побили даже похороны ее кентуккийской кузины, которой могилу копали вручную на крошечном церковном кладбище. Там, конечно, шло все по старинке, но хоть могильщики были из членов семьи и старались, чтобы церемония получилась достойной. А здесь, на жалком глухом кладбище для неопознанных бродяг, кроме нее только могильщик – местный подрядчик с маленьким экскаватором, остановивший дребезжащую колымагу прямо на краю открытой могилы. Даже мотор не выключил, бросил работать вхолостую. Он сидит на приступке кабины и, утирая пот, довольно свирепо поглядывает на Мону. Видно, как он складывает в столбик сумму, мечтая чудом сменять этот унылый денек на перепихон в ближайшем мотеле.

      Мона интересуется, где ждет его следующая работа. Застигнутый врасплох, могильщик задумывается.

      – Ну, в Бейтоне надо выровнять площадку под парковку.

      «Господи, – думает она. – В два копает могилу, в три ровняет парковку. Нашел папаша местечко, где отдать