Куриный бульон для души. 101 история о женщинах. Джек Кэнфилд

торчат седые волосы. Я вспоминаю отца – как я наблюдала за растущей сединой в его бороде, пока она не стала полностью седой.

      Рядом с Хондо лежит Фреклз, бордер-колли. Ветерок шевелит ее мех, и она уже не такая пятнистая, как в детстве.

      Для собаки четырнадцать лет – это целая жизнь. Хондо уже угасает, его луна как будто слабеет с каждым заходом солнца. Давно пора было взять вторую собаку, и все же прошлым летом, отвозя на ранчо Фреклз, мы испытывали чувство вины перед Хондо. Но он повел себя как истинный джентльмен. Он обнюхал это дрожащее существо; она заскулила, и он облизал ее. Так, под общее виляние хвостов, родилась их дружба.

      В амбаре Фреклз смотрела на Хондо как на своего наставника, гордо ожидающего, пока мы оседлаем лошадей. Подошла кошка, потерлась о лапы Хондо, и Фреклз поняла: за кошками тут гоняться не принято.

      Мы отправились проведать коров, которые вот-вот должны были отелиться, и верный Хондо затрусил рядом. Фреклз поняла, что к коровам и оленям тоже приставать не следует.

      И тут – словно не было этих лет! Мы кидали Хондо палку, и он приносил ее до тех пор, пока его ослабшие челюсти еще могли ее сжимать. Он как будто ожил, обретя второе дыхание. Но пробежав много миль по пыльной коровьей тропе, Хондо обессиленно рухнул в загоне: годы взяли свое. Мы ласково гладили его и трепали по загривку, и наконец он пришел в себя.

      В следующий раз, отправляясь на пастбище, мы заперли его в конюшне. Он смотрел на нас сквозь деревянные перекладины, и в его взгляде читалась невыносимая боль.

      – Все хорошо, старина, – сказала я. – Мы вернемся.

      Но он к тому времени оглох и не слышал. Потом мы стали снова брать его с собой. Как бы мы ни заботились о нем, его луна все равно угаснет.

      Снаружи по усыпанной гравием дороге проезжает машина. Фреклз слышит шум и вскакивает, навострив уши. Хондо продолжает спать. Фреклз лает – этот визгливый отрывистый лай не похож на глубокий, грудной голос, принадлежавший псу, который охранял наш дом 14 лет. Наконец Хондо просыпается – и не от шума машины, а от того, что визгливые нотки пробиваются сквозь его глухоту. Он поднимает голову и осматривается. Видит Фреклз – полную внимания и готовую охранять – и с глубоким вздохом вновь опускает голову на лапы.

      Мне хочется выйти, взять голову Хондо в свои ладони, заглянуть в его карие глаза и тихонько сказать ему то, что он больше не в состоянии услышать, а может лишь почувствовать сердцем. Сказать, как мне важно, чтобы он еще немного пожил в моем мире. Но вместо этого я беру книгу и снова читаю дарственную надпись.

      «Мэтту с любовью от дедушки Лорена».

      Внезапно я понимаю смысл этого подарка.

      Четырнадцать лет разделяют Хондо и Фреклз. Шестьдесят пять лет и тысяча миль пролегли между моим отцом и его внуком. Всего несколько лет ему осталось, чтобы делать подарки. Он так же считает каждый заход солнца, наблюдает за тем, как идет на убыль его луна. Он больше не может позволить себе роскошь тщательно выбирать подарки. Но если через десять лет Мэтт откроет эту книгу, готовясь с головой уйти под воду на 20 000 лье, именно голос дедушки пожелает ему счастливого