Герой должен быть один. Генри Лайон Олди

хоть мир наизнанку выверни.

      – Увы, Старший, – вздыхает море. – Не отговоришь. Более того, он совершает ЭТО как раз в данный момент. Ни с кем не посоветовавшись!

      – Разве он когда-нибудь с кем-то советовался? Даже когда он поднял руку на отца – он сделал это сам, а Семья лишь присоединилась…

      Средний гулко вздыхает еще раз.

      – Младший стал опасен, – говорит он с затаенной ненавистью, и кажется, что сейчас эта ненависть разорвет сгустившийся мрак ослепительно белой вспышкой.

      – Младший стал опасен. Он зарвался! Пора сместить его – и положить конец очередным безрассудствам! У меня есть достаточная поддержка Семьи…

      – Но она недостаточна, чтобы ты мог открыто выступить против Младшего.

      – А ты? Ты присоединишься ко мне?!

      Тьма.

      Сполохи.

      Тьма.

      – Ты редко спускаешься ко мне, Средний, – почти беззвучно отзывается тьма. – Очень редко. Иначе ты знал бы, что гекатонхейры[5] все с большим трудом сдерживают напор из Тартара. И рано или поздно Сторукие могут не выдержать. Вот тогда я буду рад любому союзнику: хоть одному из Семьи, хоть Получеловеку, хоть Мусорщику-Одиночке – лишь бы он умел убивать навсегда. Младший – тиран и самодур, но в этот день он будет первым из бойцов. А ты, Средний, не захочешь ли ты отсидеться в своих глубинах? Не обижайся, это я так… Короче, я бы не советовал тебе слишком беспокоиться о будущей судьбе Мусорщика-Одиночки. Он смертен – и этим все сказано; во всяком случае, для меня. Беспокоиться надо о тех, что копят силы там, внизу, в Тартаре. Ну а ваши претензии на власть меня не касаются. Я к власти не рвусь, мне хватает того, что я имею. И я не стану доносить Младшему о нашем разговоре.

      – Спасибо хоть на этом, – недовольно бурчит Средний. – Ох, Старший, спохватишься – да только поздно будет. Смотри не раскайся после…

      – Смотрю, смотрю. И ты смотри не ушибись – я-то здесь вижу, а вот ты… Эх, предупреждал же! Тут тебе Эреб, тут землю сотрясать опасно…

* * *

      Когда тяжелые шаги Среднего затихли в отдалении, Старший в сердцах сплюнул и пробормотал:

      – Дурак ты, братец! Прямой, как копье, – вот и летишь, не сворачивая, куда бросили! Гера крутит тобой, как хочет, а ты до сих пор считаешь, что дело обстоит наоборот… Ох, Черногривый! Ума бы тебе хоть малую толику…

      Что-то прошелестело во влажной мгле, отливающей багрянцем, – впрочем, только сейчас стало ясно, что мрак после ухода Среднего заметно поредел, превратясь в сумрак.

      – Ты, Лукавый?

      – Я, дядя.

      – Подслушивал?

      – Я? Никогда.

      – Ясно. И много услышал?

      – Достаточно, дядя.

      – Наверху был?

      – Был.

      – И… что там?

      – Свершилось. Только что папа вернулся в Семью. И уставшая Нюкта-Ночь скоро уйдет от Фив.

      Некоторое время Старший переваривал услышанное.

      – Лукавый?!

      – Да, дядя?

      – Знаешь что, Гермий, – слетай-ка ты к Мойрам! Выясни, что они там напряли в приданое будущему новорожденному. Изменить судьбу мы не в

5

Гекатонхейры – Сторукие, первенцы Урана-Неба и Геи-Земли; Бриарей, Гий и Котт.