Злые ветры Запада. Дмитрий Манасыпов

глазами, то это явно сон. А как говорил дед, во сне можно увидеть многое.

      Он покосился на себя, понимая, что с трудом может пошевелиться. Голова наклонилась вниз с болью. Неудивительно… если ты висишь на кресте, и, судя по всему, давно.

      В разодранной рубашке Дуайт без всякого удивления разглядел копошащихся изумрудных жуков, что-то катающих из его плоти. Совершенно не больно, только сильно щекотно. Вместе с добрым и теплым солнцем от этого хотелось смеяться. Радоваться, пусть и вися, как чучело на поле. Дуайт посмотрел на тень. К его голове кто-то прицепил корону. Или большие рога.

      Ворон опустился ниже, заложил красивый круг и оказался на плече Дуайта. Черный, заслонивший весь мир, каркающий. Дуайт-чучело пытался разобрать в его карканье нужное, но не получалось. Ворон каркал все сильнее.

      Солнце задрожало и выплюнуло кровавый кусок горячего теста. Оно прошипело рядом с Дуайтом, растеклось по полю, сжигая и нещадно паля колосья. Жуки, тонко зазвенев, поднялись тучей в воздух, заскрежетали, на глазах покрываясь ржавой броней и превращаясь в саранчу.

      Ворон повернул голову, глядя в глаза Дуайта-чучела застывшей багровой бусиной. И каркнул:

      – Смерть уже рядом, внук.

      Дуайт вздрогнул, просыпаясь. Поискал глазами миз Хартиган, застыл, глядя на стоящую у окна женщину. Рассвет мягко вошел в комнату, залил ее нежно-персиковым отблеском, позолотил кожу женщины. Под золотой кожей явственно и страшно проступили черные грубые веревки вздувшихся сосудов. Дуайт знал, что случится дальше. Знал, но не хотел шевельнуться, понимая, что больше ее в его жизни не будет.

      Рука, крепкая сильная рука женщины вцепилась в тяжелый свинцовый ставень. Приоткрытый, он ходил ходуном в такт трясущимся пальцам. Пляска святого Витта всегда идет рядом с одержимыми.

      Дуайт сглотнул, стараясь не издать ни звука. Голыми руками справиться с умершей и заново родившейся во зле миз Хартиган может оказаться тяжело. Солнце добавило к золоту алого. Женщина шевельнулась, перенесла вес с ноги на ногу.

      Ноги сразу выдавали в ней девчонку с ранчо. Крупные ступни с длинными пальцами и совсем не круглыми пятками, раздавленными годами, лишними фунтами и наследственностью. А она их любила, свои ноги, даже покупала дорогой лак и красила ногти. Дуайта трогало это увлечение.

      А еще миз Хартиган всегда смущалась собственных плечей, широких и крепких. Да и не только они у нее были широкими и крепкими. И это тоже нравилось Дуайту Токомару Оаху. Именно, что теперь уже – нравилось.

      «Пустынный брат», рейнджер, солдат отличается от обычного человека так же, как его собственная автоматическая винтовка отличается от мелкокалиберки, подаренной бою на тринадцать лет. Это аксиома, по-другому в Землях Дьявола не выжить. Дуайт вздохнул и потянул на себя самое близкое оружие из имеющегося. Собственный ремень, с пряжкой, утяжеленной свинцом. До кобуры с «кольтом», лежавшей где-то под кроватью, он все равно не успел бы дотянуться. Миз Хартиган, бывшая миз Хартиган и его, Дуайта,